Примчалась полицейская машина с двумя патрульными. Мы вышли им навстречу к парковке. Датчики снова не сработали, было темно, меня трясло — трясло с головы до ног. Один полицейский принялся расспрашивать меня, что я видела да что слышала, а второй пошел взглянуть.

Я не плакала. Я производила какой-то странный звук, напоминавший рев напуганного животного. Я ничего не могла поделать, этот панический вопль поднимался изнутри, вопль ужаса и горя, — Кэдди мертва, именно она, прекрасная моя Кэдди! Вой длился и длился, то громче, то почти смолкая, когда я выбивалась из сил, а Джози обнимала меня и укачивала на груди, как ребенка, и я обеими руками цеплялась за нее.

Когда я немного пришла в себя, меня отвели на «Сувенир», оставили там с Салли и Джози. Понаехало еще много полицейских, а с реки пришла патрульная моторка. С кормы баржи спустили невод, другим концом привязали его к понтону — наверное, чтобы тело не унесло приливом, хотя оно, как мне кажется, никуда уплывать не собиралось. Наступил рассвет, прилив еще толком не начался, и я сидела в чужом салоне, обмотанная двумя одеялами — одно на плечах, другое вокруг ног, — и все равно меня трясло. Почему-то думала я о том, что кеды на мне грязные и можно ли исхитриться их снять так, чтобы никто не обратил внимания.

Вопросы все сыпались, а я твердила в ответ: «Не знаю. Не знаю. Не знаю». Я едва замечала присутствие людей в салоне, а они говорили обо мне так, словно меня и не было. Хотя, по правде сказать, если я там и была, то лишь как бездушное тело.

Кэдди мертва. Несчастный случай? Поскользнулась в темноте? Приехала на вечеринку, а я ее не увидела? Упала за борт, на что-то наткнулась, ударилась головой об ограждение? Но как я могла ничего не услышать? Ничего не заметить?

— Что стряслось? — Голос Роджера. Вот пожалуйста. Он ухитрился проспать все ночные события.

— В воде нашли тело. Возле «Мести прилива».

— Как она? — Голос Малькольма.

— Оправится. Я за ней присмотрю. Ей бы в тишине побыть.

— Дженевьева?

— Говорю тебе, Малькольм: оставь ее в покое! Право, мог бы и получше соображать.

— Я только спросить, не хочет ли она, чтобы я поговорил с полицией вместо нее, ну, типа законного представителя?

— На фига ей законный представитель, толстый ты дурень? Она и сама сможет поговорить с ними, когда им понадобится. Она же ничего такого не видела, просто наткнулась на тело. С каждым может случиться.

— Ее лодка с краю, ближе всех к реке. Должно быть, тело принесло из Какстона. Если его несло вниз по течению, как раз на ее баржу и должно было наткнуться.

— Почем ты знаешь, что она утонула в Какстоне?

— Я не говорю, что знаю. Говорю, что ее, скорее всего, принесло оттуда течением. Как в прошлый раз, помнишь? Того парня, который застрял у нас в иле на прошлое Рождество.

— Это не последний, ты путаешь. Последним был тот идиот, который бросился летом с Эйлсфордского моста.

— Того унесло в Гиллингем.

— Я знаю. Просто говорю, что тот, на Рождество, не был последним.

— Какого черта вы затеяли этот спор? — Это был новый голос — голос Салли. Она плакала беззвучно, но не переставая, промокала глаза платком, оплакивая женщину, которую она никогда не встречала.

Все ненадолго утихомирились.

Я заговорила, и собственный голос показался мне чужим:

— Вы вроде бы за покупками собирались?

Мне показалось, будто на меня уставились все, я почувствовала, как к щекам приливает краска.

— Ой, да об этом не беспокойся, — заверила меня Джози. — Попозже съездим.

— Выпить хочешь, Дженни? Или чашечку чая? — предложила Салли.

Час тому назад она уже предлагала мне чай. До сих пор стоит на столе, остывает.

— Не знаю, — повторила я. — Нет, пожалуй, не стоит.

— Интересно, кто она такая, — заметил Малькольм.

— Довольно об этом, — распорядилась Джози, похлопывая меня по коленке. — Найдется о чем поговорить.

Но и это не сработало. С палубы в салон спустился человек в деловом костюме. Коротко подстриженные седеющие волосы, темные глаза, лицо в резких морщинах.

— Доброе утро, — приветствовал он нас. — Детектив-сержант Энди Бастен. Могу я поговорить с Дженевьевой Шипли?

Мои друзья разом глянули на него, потом на меня и почти инстинктивно чуть заметно придвинулись ко мне, словно стараясь защитить. Детектив предъявил мне значок и удостоверение. Они лежали у него рядом в одном отделении драного кожаного бумажника, так что фотография на удостоверении почти стерлась, а имя и вовсе не читалось. Судя по лицу детектива-сержанта, душа его жаждала пива.