Петруха снимал это безобразие и выглядел при этом абсолютно счастливым. Я старалась держаться поближе к коллеге, опасаясь, что в суматохе могу запросто угодить под раздачу. Наконец, кто-то сообразил выключить музыку. Тишина навалилась внезапно. Отроки, к ней не привыкшие, угасли и дальнейшие указания руководителя группы захвата выполняли безропотно, хоть и пытались сохранять при этом независимый вид.

— Ну, детки, как дела? — поинтересовался главный омоновец. — Веселитесь?

Детки хранили молчание, но на их лицах отражалась целая гамма чувств: от откровенного испуга до холодного презрения. Веселья не наблюдалось вовсе.

— Добре. Ну что, наркоту сдавать будем? — продолжал процесс воспитания дядя-милиционер. — Давайте-ка, мальчики, девочки, добровольно, тихо, мирно… Наркотики — это плохо, вред здоровью, да и срок хороший вырисовывается!

— Вот, блин! — выругался Петька. — И чего он рассусоливает?! Мне экшн нужен, а он лекции читать удумал, Макаренко хренов!

Я опасливо покосилась в сторону ближайшего омоновца — не слышал ли? Вряд ли: боец тщательно обыскивал карманы хилого паренька. На лысом черепе юноши красовалась татуировка огромного паука. Жутковатое зрелище! Создавалось впечатление, что паук запустил свои лапы прямо в мозг молодого человека. К горлу внезапно подкатила тошнота.

Шепнув Петрухе, что отлучусь по срочной надобности, я поспешила в дамскую комнату.

В туалете витал какой-то противный аромат. Пахло чем-то кислым и тухлым одновременно. С тошнотой быстро справиться не удалось, а мне вдруг приспичило и по малой нужде. Я рванула на себя дверцу ближайшей кабинки.

Сперва я даже не сообразила — что я вижу. Просто стояла и смотрела на человеческую фигуру, скрючившуюся рядом с унитазом. Ни фигуре были старенькие джинсы, огромные ботинки на толстой подошве и безразмерный свитер. И на свитере, и на джинсах, и даже на ботинках имелось множество дырок разного диаметра — по моде. Определить по одежде, кто передо мной — парень или девица, не удалось. Хотя по логике фигура должна быть женского пола. Я перевела взгляд на лицо…

А вот лица-то у нее и не было! Вместо него… Даже не знаю, как описать то, что я увидела. Помнится, в школьном учебнике анатомии было схематичное изображение мышечной системы человека. Примерно то же самое я увидела и сейчас — в натуре. Содержимое моего желудка обрело свободу. Я заголосила на запредельных децибелах…

Чья-то рука зажала мне рот, перекрыв доступ кислорода в глотку. Мне это не понравилось: я принялась брыкаться, лягаться и даже попыталась укусить руку, мешавшую дышать.

— Ай! — раздался за спиной голос Петрухи. — Ты чего зубы распускаешь?

Вместо ответа я издала слабое сипение, успев заметить, что пара омоновцев застыла над унитазом, вглядываясь в жуткую фигуру.

— Василь Иваныч, приглашаю тебя на шашлыки! Это супер! Бомба!!! — прошептал Петька.

Интересно, мне показалось или в его голосе в самом деле прозвенели нотки восторга? Представив себе куски мяса на вертеле, я чуть не умерла. Желудок мой снова вывернулся наизнанку, оросив содержимым Петрухины штаны.

— До чего ж вы, женщины, хилый народ, — посетовал коллега, оценив ущерб. Но Петька не обиделся и даже не рассердился. Он подрыгал ногами и выдохнул: — Я все снял! Ты, Василиса, не волнуйся. Сейчас тебя немножко допросят, а потом отпустят… Ох, какой материал!!!

— Что это было, Петя? — я намеревалась с минуты на минуту скончаться, поэтому последнее желание умирающего выговорила четко, почти по слогам: — Только правду, слышишь? Не надо меня жалеть…

— Ты имеешь в виду гражданина в кабинке? — догадался Петр. — Так его кислотой обвили. В страшных мучениях умер человек!

— Кислотой… — эхом отозвалась я. — Ужас какой! Ему, наверное, было очень больно. Слушай, Петька, а почему он не орал?

— Орал, конечно, да кто его слышал за грохотом музыки?

Петька рассуждал здраво: музыка в клубе гремела, как канонада на линии фронта. Но трудно представить, что в момент совершения преступления в туалете никого не было. Девицы не могут и получаса прожить без того, чтобы не бросить на себя в зеркало оценивающий взгляд: все ли в порядке с макияжем, не испортилась ли прическа? Так что наверняка кто-то из клубных деток что-то видел. Я поделилась этими соображениями с Петькой, однако он моего энтузиазма не разделял:

— Если кто и видел что-то стоящее, то этот товарищ уже давно дома сидит и зубами бряцает от страха. Кому же захочется оказаться свидетелем преступления? Это, знаешь ли, опасно для жизни.