Он говорил, что христианство «верит в историю как в поступательный процесс, который через испытания, катастрофы и борьбу восходит к грядущему сверхисторическому Царству Божию». По его убеждению, христианство задает вектор истории, вектор общественной жизни. Для многих князей Церкви Христос — весь в прошлом: пришел, принес искупительную жертву и ушел, а в конце времен явится опять — будет второе пришествие. А для отца Александра Христос никуда не уходил: Он присутствует в истории, присутствует здесь и теперь и всегда будет присутствовать. Суд над человечеством начался «в Галилее, в Иерусалиме, на Голгофе, в Римской империи, в средневековой Европе, в России, сегодня, в XX веке, и в XXV веке, и во всей истории человечества суд будет продолжаться, потому что это христианская история, в которой мир идет рядом с Сыном Человеческим».

Итак, история, в том числе социальная история, — это то, что подлежит Высшему суду. Христиане же — активные участники социального процесса, призванные вносить в него дух мира, любви и свободы, начала гуманизма. Отец Александр понимал христианство как силу, преображающую и человека и общество. Он говорил, что общественная жизнь — «одна из сфер приложения евангельских принципов». Вместе с тем он подчеркивал, что Евангелие предлагает нам духовный, а не социальный идеал, и потому «люди сами должны искать оптимальные формы общественного устройства, которые бы наиболее соответствовали Духу Христову».

У меня нет возможности дать хотя бы краткий обзор взглядов отца Александра на мировую историю, на социально–политическую жизнь от древневосточных обществ до наших дней. Поэтому я остановлюсь лишь на двух ключевых моментах российской политической истории XX века, как их понимал отец Александр.

Прежде всего он был убежден, что в основе Октябрьского переворота и всех последующих бедствий лежит духовный кризис, кризис христианства. Революция есть расплата за бездуховность. Россия, говорил он, «показывает нам и всему миру итог бездуховного развития». И еще: «Когда пытались вырвать Бога из умов человеческих — в нацистской ли Германии, у нас ли, в Китае или еще где-то, — на это место сразу приходил идол. Это показывает, что человека, культуру и дух нельзя оторвать от вечного. Всё становится ничтожным, и мы начинаем создавать систему идолопоклонства. Она же потом рушится».

У отца Александра есть большая работа — «Религия, «культ личности» и секулярное государство». Здесь дан не только великолепный анализ процесса сакрализации власти в мировой истории — здесь дана сжатая характеристика советского тоталитаризма, его причин, его сути и следствий.

Отец Александр поставил вопрос: «Что породило эту долгую полярную ночь истории, связанную с именем Сталина и его сторонников? Что побудило их с неимоверной жестокостью вести войну против народов своей страны? И каким образом человек, действовавший у себя дома как завоеватель на оккупированной территории, смог оказаться в роли земного божества?

…Речь идет о чем-то исключительно важном для всех нас, о тяжелом социальном недуге, породившем поток преступлений, миллионы свидетелей и участников которого сегодня живы».

Отец Александр подчеркивал, что одними свойствами характера Сталина культ его личности и то, что мы называем сталинщиной, — не объяснишь. Сталин не был универсальным гением, не обладал ленинским интеллектом или полководческим талантом, подобно Александру Македонскому или Наполеону, не был великим писателем, как Юлий Цезарь, не был блестящим оратором, не был ученым, потому что его притязания на решающее слово во всех областях науки и культуры — чистая фикция. Зато не фикция — то, что он душил передовую науку, превратил историю в клубок лжи и на десятилетия затормозил развитие искусства и литературы. Короче говоря, легче сказать, кем Сталин не был (в позитивном смысле), нежели кем он был.

Тогда чем же объяснить его неимоверный успех? Колдовством, как успех германского крошки Цахеса?

И отец Александр вновь ставит вопрос: «Кто же околдовал, помрачил сознание миллионов взрослых людей в те дни, когда страну терзал голод, когда погибал цвет крестьянства, когда морально и физически истреблялись писатели и ученые, музыканты и артисты, ветераны революции и военачальники?

Безответственные, построенные на людских костях эксперименты со всевозможными каналами и «преобразованиями природы», геноцид против наций и сословий, колючая проволока лагерей, разлагающее воздействие на нравственность общества, в котором насаждался дух недоверия, страха, доносительства, и наряду с этим — слепая вера в гений, мудрость и доброту «отца народов». Поистине тут что-то непостижимое, не укладывающееся в сознание…»

Отец Александр отвергал утверждение некоторых историков и публицистов, особенно западных, что сталинский режим — чисто российское явление, обусловленное слабостью наших демократических традиций. Он справедливо указывал, что обожествление Гитлера, Муссолини, Мао Цзэдуна, Пол Пота, их кровавые диктатуры говорят о том, что мы имеем дело с интернациональным явлением: «При различии идеологий и лозунгов у народов разных культур, традиций и рас мы находим удручающее сходство основных симптомов болезни. Подмену демократии авторитарным вождизмом, который, как правило, переходил в исступленное поклонение диктатору».

В чем же причины помрачения народного сознания? Отвечая на этот вопрос, отец Александр дал необычайно глубокое и оригинальное объяснение. Причины, по его убеждению, — не только в социально–политической, но и в социально–психологической области, в самой природе человека, которому свойственны как любовь к свободе, так и тенденция избегать ее, перекладывать ответственность за риск, за инициативу, за слова и дела на чужие плечи. Точно так же потребность веры нередко трансформируется в страх разума, в нежелание доверять собственному рассудку, в потребность отдаться во власть внешнего авторитета, утратить свою индивидуальность, раствориться в толпе, слиться с нею воедино и тем обрести некий высший смысл.