Учебная программа академии была насыщена до предела, учились напряженно, жили трудно, но очень дружно. В числе слушателей были не только вчерашние студенты, но и люди, прошедшие недавнюю гражданскую войну, герои реальных боев, знакомые с бронетанковой техникой на деле. Общежитие для слушателей размещалось в здании бывшего Меншиковского дворца на Васильевском острове, окна которого выходили на набережную Невы. Громадный зал вмещал три сотни коек, но дисциплина поддерживалась строго: никто никому не мешал, никто никого не стеснял. Дружно оказывали помощь тем, кто нуждался в поддержке, делились друг с другом всем, что имели. В таком коллективе любые трудности, любые невзгоды переносились легче, любые задания оказывались по плечу. Эту закалку Ж. Я. Котин пронес через всю свою жизнь, высоко ценя дружбу и войсковое товарищество.

В академии Ж. Я. Котин быстро выделился, завоевал авторитет. Его избрали секретарем комсомольской организации факультета, а в 1931 г. коммунисты академии приняли его в члены Коммунистической партии.

«Котин не только на редкость одаренный работник: он замечательный человек и товарищ. Я познакомился с ним лет десять назад, — писал в 1941 г. Герой Советского Союза генерал-майор танковых войск В. Н. Кашуба. — Тогда он был слушателем Военно-технической академии имени Дзержинского и в свои 22 года пользовался всеобщим уважением и любовью. Я много разговаривал с людьми, которые работали и учились вместе с ним.

— Настойчивый, — говорили о нем, — работоспособный, хорошо знает людей. Мысль у него быстрая и глубокая.

И все это верно. Я, пожалуй, не встречал работника с такой целеустремленностью» [3] .

В академии Котин увлекся разносторонней научно-исследовательской работой, широко проводившейся на факультетах. Немало времени провел он в лабораториях и экспериментальных мастерских, зачитывался специальной литературой в академической библиотеке, тщательно изучал периодическую печать, начиная с издававшегося еще в годы гражданской войны журнала «Броневое дело». Затем его внимание привлекли регулярно выходившие журналы «Механизация и моторизация армии», «Пехота и бронесилы», «Военный вестник», «Война и техника»… Публиковавшиеся в них основательные статьи по бронетанковой технике помогли Котину постепенно войти в круг сложных проблем, связанных с конструированием и боевым использованием танков, броневиков, бронепоездов.

Танки последних образцов заметно отличались от танков первой мировой войны. Максимальная скорость и радиус действия их неизменно увеличивались, в два-три раза возросла толщина брони, повысились надежность и проходимость машин. Общее количество орудий и пулеметов, устанавливаемых в танках, хоть и снижалось, но эффективность огня танкового вооружения неуклонно возрастала за счет его совершенствования. Среди боевых машин тех лет четко выделялись три основных типа танков — легкие, средние и тяжелые, предназначавшиеся для прорыва обороны противника.

Зародившаяся в Англии теория «танковой» войны нашла свое развитие в Германии. В ней уже тогда наметился процесс скрытой милитаризации в нарушение условий Версальского договора, по которому побежденная страна не могла иметь на вооружении своей армии танки. Фактически тайная подготовка к перевооружению германской армии началась еще в 1922 г., когда между командованием рейхсвера и фирмой Круппа было заключено секретное соглашение о разработке новых конструкций танков. Соответственно взглядам военных развивалась и бронетанковая техника. В Англии быстроходные машины называли «крейсерскими», в США — «кавалерийскими», в Германии — «магистральными», но все они служили одной теории «танковой» войны, в соответствии с которой подвижные танковые группировки должны были массированно и внезапно на узком фронте в высоком темпе прорывать оборону противника и устремляться в глубину его расположения, рассекая вражеские войска на части и лишая их способности сопротивляться.

Советское военное искусство имело вполне сложившиеся взгляды по вопросам использования танков. Считалось, например, что для осуществления фронтовой наступательной операции необходимо иметь над противником двойное превосходство в силах и средствах и включать, кроме того, подвижную группу, состоящую из танков, механизированных соединений и конницы. При этом танковые войска должны обеспечивать возможность наносить удар на глубину до 100–120 километров и обладать соответствующим запасом хода. Уже в тот период большое значение придавалось завоеванию господства в воздухе, применению авиадесантов, которые во взаимодействии с танками и конницей должны были отрезать пути отхода противника, способствуя его окружению и последующему уничтожению. На направлении главного удара предусматривалось иметь 50–100 танков на один километр фронта [4] . Исходя из этих расчетов ставились задачи перед конструкторами танков и молодой танковой промышленностью.

Начало 30-х годов характеризовалось появлением многих образцов советской бронетанковой техники. В постановлении РВС СССР о системе танкоавтоброневооружения РККА, исходившем из возрастающей роли танков в современной войне, ставилась задача создать такой бронетанковый парк, который включал бы танкетки, легкие и средние танки, самоходные пушки и бронеавтомобили. В кратчайший срок молодые советские конструкторские коллективы под руководством и при участии Н. В. Барыкова, С. А. Гинзбурга, Н. Н. Козырева, К. Н. Тоскина, А. О. Фирсова и других создали танки, по тактико-техническим данным не уступавшие соответствующим заграничным образцам [5] .

«Во время учебы в Военно-технической академии в Ленинграде, — вспоминал Ж. Я. Котин, — я слушал выступления С. М. Кирова, К. Е. Ворошилова, В. К. Блюхера, М. Н. Тухачевского. Нам было прочитано немало интересных докладов и лекций по разным вопросам в самых различных областях знаний». С особым вниманием будущий конструктор слушал лекции по истории танков, тогда еще совершенно нового, фактически только зарождающегося оружия. Его конспекты лекций содержали подробные данные о развитии броневых машин и долго служили ему справочным материалом для защиты своих идей, способствовали иной раз нахождению нового решения среди «давно забытого старого». Особенно выделялись в конспектах иллюстрации, которые слушатель Котин зарисовывал с большим умением.