Шрифт:
Пролетая над девятиэтажным домом, я ухватился свободной рукой за телевизионную антенну и, побарахтавшись в воздухе, встал на крышу. Нажал на ручке зонтика выступ. Зонтик обмяк, уронил свой синий купол.
Я повесил его на антенну, а сам сел на крышу и свесил ноги.
Город хорошо просматривался сверху.
И вдруг я обратил внимание, что очередь стала какой-то другой. Сначала я не мог сообразить, в чем дело. Но, вглядевшись, понял: люди и вещи поменялись местами. Вещи вытянулись в длинную очередь и выбирают себе людей. А люди сидят в картонных коробках, в какие пакуют телевизоры, и, высунув головы, дышат свежим воздухом.
– Мне, пожалуйста, шикарного очкарика, – попросила канадская дубленка.
– Одну минуточку...
Продавщица походила между коробками и привела с собой очкарика с висячими усами.
Дубленка протянула продавщице деньги, и они ушли.
– Нам вот того толстого дядечку, – попросили американские джинсы.
– Я не пойду. – Из коробки поднялся толстый дядечка в сатиновых шароварах. – У меня пятьдесят шестой размер, а они – сорок четвертый.
– Действительно, – согласилась продавщица. – Он вам велик...
– Но мы же стояли, – возмутились джинсы. – Что же получается: мы зря стояли?
Следом за джинсами маялся нейлоновый парик. А за ним переминались с ноги на ногу зимние австрийские платформы.
– Меня! – шептала платформам хорошенькая блондинка.
– Меня! – поправляла усатая брюнетка и подскакивала в своей коробочке.
«А кто выберет меня, – думал я, рассматривая вещи. – Нужен ли я кому?»
И вдруг я увидел в очереди свое ратиновое пальто. За те семнадцать лет, что я его носил, оно приняло формы моего тела: так же ссутулены плечи, так же оттянуты локти. Как оно постарело! В нескольких местах ратин протерся до прозрачности марли. Изнутри на подкладке были дыры величиной с обеденную тарелку.
Я посмотрел на свое пальто и понял: если я его не возьму, с ним никто не пойдет. Так и будет стоять здесь, сунув потертые рукава в потертые карманы.
На антенну села перелетная птичка. Сначала она выбросила вперед ножки, как шасси, а уж потом, почувствовав устойчивость, опустила крылышки.
– Отдыхаешь? – спросила птичка.
– А твое какое дело?
– А я в Африку лечу, – не обиделась птичка. – Хочешь, полетим вместе.
– А чего я там забыл?
– Как хочешь... – снова не обиделась птичка.
Она вздыбила крылышки, затрепетала ими, оторвала себя от антенны и полетела легко и витиевато, будто писала в воздухе свой автограф.
Я огляделся по сторонам. На крыше было не прибрано. Валялись кирпичи, битые стекла, какая-то строительная ветошь. Должно быть, строители, положив последнюю плиту, забыли или не захотели за собой подмести.
Я взял кирпич потяжелее, сунул его за пояс для увеличения веса. Потом снял с антенны зонтик и раскрыл его над собой.
Зонтик плавно смахнул меня с крыши и понес по наклонной к магазину.
Я нашел пустую просторную коробку и сел в нее. Стал ждать свое пальто. На коробке была нарисована синяя рюмочка и написано: «Осторожно. Верх. Не кантовать».
Тайна Земли
Елена Андреевна Журавлева, а за глаза «Косая Алена», проснулась утром оттого, что ей все надоело.
Проснувшись, она полежала некоторое время с открытыми глазами, укрепляясь в своем ощущении. Укрепившись окончательно, решила, что есть смысл оформить ощущения в слова, а слова высказать вслух. По телефону.
Николаев позвонит в девять. Она снимет трубку и скажет: «Знаешь что? Я устала. Мне все надоело. Я больше ничего не хочу».
Обычно он звонит ровно в девять. Это его время. Он звонит и говорит:
– Привет.
Она отвечает:
– Привет.
Он говорит:
– Ну пока.
Она отвечает:
– Пока.
И весь разговор. Всего четыре слова. По два с каждой стороны. «Привет» и «пока».
Но это не так мало, как кажется на первый взгляд. На самом деле этот разговор гораздо длиннее, чем четыре слова. На самом деле он таков:
– Я есть у тебя. Привет.
– И я есть у тебя.
– Но у меня дела. Я пойду к делам. Пока.
– Я уважаю твои дела. Для настоящего мужчины дело важнее женщины. Но после всех дел ты придешь ко мне. Я подожду. Пока.
Вот что значат всего четыре слова – по два с каждой стороны.
Сегодня все будет иначе.
Сегодня он скажет: «Привет».
Она ответит: «Я устала. Мне все надоело. Я больше ничего не хочу».
Он удивится: «Но почему?»
Она скажет: «К чему вопросы...»