— Что еще видела и знаешь?

— Больше ничего. Они уходили периодически, вещи приносили. Но людей не приводили. Я разговоры слышала, они их убивали сразу. Говорили, мол, баб нет, а мужики им без надобности.

Слушала я все это, и у меня волосы дыбом вставали. В прямом смысле этого слова. Я чувствовала, как из прически одна за другой вылетают шпильки, и волосы выскальзывают на свободу, паря вокруг головы. И возникло странное чувство, почти как тогда, во дворце с принцем Гесилом.

— Господин, леди, — закричал кто-то из толпы селян. — Повесить их. Народ-то пропадал, а это они… А мы уж и веревки принесли!

Разбойники молчали, только зыркали исподлобья. Осмотрев их всех по очереди, я встретилась взглядом с главным и… Он усмехнулся. Ни капли сожаления, раскаяния, страха. Нет, лишь смотрел на меня и скалил зубы в кривой ухмылке. И вот тут у меня сорвало крышу. Ощущение нереальности происходящего нахлынуло, словно прорвало плотину. И я стояла, так же молча, и смотрела на него, не в силах отвести глаз. А в толпе кто-то завизжал…

— Вика! Вика, остановись! — меня кто-то тряс за плечи.

Я с трудом отвела взгляд от деревянной статуи, на которую смотрела и взглянула в глаза Эйларда.

— Вика, не надо! Их сейчас повесят!

— Что? — хрипло спросила я. — Что не надо?

— Не надо превращать их всех в дерево, — терпеливо повторил маг. — У тебя опять глаза светятся. Остановись.

— Что?! — переспросила я и посмотрела на ту самую деревянную статую, которую гипнотизировала до этого.

О, боже! Высокая деревянная скульптура один в один повторяла черты лица и очертания фигуры главного разбойника. Это… Это я?! Я перевела взгляд дальше — оставшиеся четверо бандитов стояли на коленях и в немом ужасе смотрели то на своего главаря, то на меня. И когда мы встретилась взглядом с одним из них, он как-то тонко, по-бабьи закричал, обращаясь к Албритту:

— Лучше повесить нас, господин. Смилуйся, — и его сотоварищи подхватили его крик.

— Повесить! — король небрежно махнул рукой, и разбойников потащили к деревьям неподалеку.

Там озверевшие селяне уже пристраивали веревки на ветках. А я все не могла отвести глаз от того, во что превратился глава разбойников.

— Леди, молю — отдайте его мне, — произнес кто-то тихо. На меня смотрела Светана, и такое у нее выражение глаз было…

Непонимающе глядя на нее, я кивнула, хотя не могла взять в толк, зачем ей эта статуя. На меня вообще какой-то ступор напал.

— На щепки его, гада. Я сама лично распилю его и спалю. Чтобы даже духу от этой сволочи не осталось… — она поднялась, наконец, с земли.

А за это время веревки уже пристроили на деревьях, и я поняла, что мне пора уходить. Смотреть на это я не в силах. Я же потом спать по ночам не смогу. Судорожно вздохнув, я сделала шаг назад, пытаясь отвернуться.

— Баронесса, — король говорил тихо, но твердо. — Вам нельзя уходить. Это ваши земли, ваши селяне и ваши разбойники. Если бы меня сейчас здесь не было, суд пришлось бы вершить вам. Вы должны остаться до самого конца.

— Я… не могу, — голос у меня был тихий и хриплый.

— Надо, леди. Можете закрыть глаза, но вы должны остаться до самого конца.

Боже… Боже… Как я дальше-то жить буду? Почему моя сказка такая неправильная? Где мой принц на белом коне? Где Крестная Фея? Почему тот принц, который достался мне, стал в итоге козлом? Почему в моих владениях разбойники убивают людей, калечат женщин, а я должна смотреть, как их сейчас повесят? Почему я сама — фея. Фея чего? Ночных кошмаров? Почему я не могу сотворить светлого чуда, а только караю?

И я под пристальными взглядами моих селян и гостей замка, повернулась лицом к деревьям. А потом стало как-то темно перед глазами, и в ушах, словно вата набита. Нет, я стояла и даже, не моргая, смотрела куда-то туда. Только не видела ничего и ощущала спиной, что сползаю по кому-то вниз, пока меня не обхватила за талию чья-то сильная рука, не давая упасть.

Откуда-то издалека доносились голоса:

— Ей плохо, неужели вы не видите? — кажется, это голос моего телохранителя. Причем очень сердитого телохранителя.

— Маркиз, князь, извините, но это для нее слишком, — второй голос, кажется, Эйларда.

— Леди? Вам плохо? Дышите глубже, — женский голос.

Мне под нос сунули какую-то вонючую дрянь, и я мотнула головой, пытаясь отвернуться.

— Ну же, давай, девочка моя, приходи в себя. Уже все. Все хорошо. Открывай глазки, все уже закончилось, — по щеке меня погладила большая рука, и я, открыв глаза, попыталась сфокусироваться.

Напротив были голубые глаза, которые обеспокоенно смотрели на меня.