— Ахх, с-с-с! Оссторожно, моя прелессть! Поспешишшь — шею ссломаешь, а мы же не сстанем ломать шею, да, прелессть? Не сстанем, прелессть, — горлум! — Он снова поднял голову, смигнул и быстро закрыл глаза. — Нам она ненависстна, — прошипел он. — Мерзкий, мерзкий, труссливый свет — с-с-с, — она подсматривает за нами, моя прелессть, она суется нам в глаза.

Он спустился еще ниже, и сиплое бормотанье стало слышно совсем отчетливо.

— Где же оно, где его спрятали — Прелесть мою, мою Прелесть? Это наша Прелесть, наша, мы по ней скучаем. Воры, воры, гнусные воришки. Где они спрятались с моей Прелестью? Презренные! Ненавистные!

— Да, вроде ему невдомек, что мы здесь, — прошептал Сэм. — А что еще за прелесть? Это он про…

— Ш-ш-ш! — выдохнул Фродо. — Он уж совсем близко, ему теперь и шепот слышен.

И верно: Горлум опять вдруг замер, и его большая голова на жилистой шее моталась туда-сюда — видно, прислушивался. Замерцали его бледные глаза. Сэм затих, только пальцы у него дрожали. С гневом и омерзением он рассматривал жалкую тварь, а Горлум сполз еще ниже, шипя и пришептывая.

Он повис у них над головой, футах в двенадцати от земли, на срезе скалы. Надо было падать либо прыгать — даже Горлум не находил, за что уцепиться. Видимо, он хотел повернуться ногами книзу, но сорвался, испустив пронзительный визг и поджавшись, как падающий паук.

Сэм в два прыжка подскочил к утесу и кинулся на лежачего Горлума, но тот, ушибленный и захваченный врасплох, ничуть не растерялся. Сэм глазом не успел моргнуть, как его неодолимо оплели длинные, гибкие руки и ноги, липкие пальцы подобрались к горлу, а острые зубы вонзились в плечо. Он только и сумел крепко ударить головой в физиономию Горлума. Горлум зашипел и сплюнул, но хватки не ослабил.

Худо пришлось бы Сэму, будь он один. Но Фродо был тут как тут, с обнаженным мечом в руке. Он схватил Горлума за редкие сальные космы, запрокинул ему голову, и налитые злобой бледные глаза поневоле обратились к небу.

— Отпусти его, Горлум! — велел он. — Это меч Терн, ты его уже видел, он очень острый. На этот раз смотри не уколись. Отпусти, а то глотку перережу.

Горлум смяк и отвалился дряблой кучей. Сэм встал, держась за укушенное плечо и сердито глядя на беспомощного врага, с жалким хныканьем елозящего у ног: таких не трогают.

— Не надо нас обижать! Не позволяй им нас обижать, прелесть! Они ведь нас не обидят, миленькие добренькие хоббитцы? Мы ничего, мы сами по себе, а они шасть на нас, как гадкая кошка на бедненькую мышку, правда, прелесть? Мы такие сиротки, горлум. Если с нами по-хорошему, мы будем очень, очень послушненькие, да, прелесть? Да-ссс.

— Ну и что с ним теперь делать? — спросил Сэм. — По-моему, давайте свяжем по рукам и ногам, чтоб неповадно ему было за нами таскаться.

— Это смерть для нас, ссмерть, — захныкал Горлум. — Жестокие хоббитцы! Они нас свяжут и оставят умирать с голоду на холодных, жестких камнях, горлум, горлум!

В горле у него клокотали рыдания.

— Нет, — сказал Фродо. — Убивать, так сразу. Но убивать его сейчас стыдно и недостойно. Бедняга! Да он и вреда-то нам никакого не причинил.

— Это точно, — буркнул Сэм, потирая плечо. — Не успел, только собирался. Погодите, причинит. Во сне нас задушит, вот что у него на уме.

— Похоже на то, — сказал Фродо. — Но за умысел не казнят.

Он задумался, что-то припоминая. Горлум лежал смирно и даже хныкать перестал. Сэм, насупившись, не спускал с него глаз.

А Фродо послышались далекие, но отчетливые голоса из прошлого:

Какая все-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай!

Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя.

Горлума жалеть глупо. Он заслужил смерть.

Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, имя им — легион. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить — чтобы уж всем было по заслугам? А нет — так не торопись никого осуждать на смерть. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть все.

— Да, ты прав, — сказал он вслух и опустил меч. — Я боюсь оставлять его в живых и все же убивать не стану… Ты и тут прав: нельзя увидеть его и не пожалеть.

Сэм воззрился на хозяина, который разговаривал то ли сам с собой, то ли невесть с кем. Горлум приподнял голову.

— Да, мы бедняжки, бедняжки мы, прелесть, — проскулил он. — Плохо нам жить, плохо! Хоббитцы не убьют нас, добренькие хоббитцы.

— Нет, не убьем, — сказал Фродо. — Но и не отпустим. В тебе уйма злобы и коварства, Горлум. Придется тебе идти с нами: за тобой нужен глаз да глаз. И будем ждать от тебя помощи, коли уж мы тебя пощадили.