— Неужели, ты был один из них? — спросила я разочарованно. — Один из тех, кто носил эту проклятую форму? Я не хочу в это верить.

— А ты хочешь верить в то, что столько тысяч человек, которые вступали в ряды этой партии были отпетые негодяи? Или может быть, ты все-таки допустишь такую мысль, что кто-то из них все-таки был приличным человеком, не лишенным, конечно, некоторых человеческих слабостей, наподобие честолюбия и карьеризма?

— Но все, кто вступал в эти отряды, совершали преступления против человечества! И ты, ты был один из них!

— Я не думаю, что сейчас, когда ты не знаешь, ни чем я занимался, ни в каком звании находился, уместно обвинять меня в каких-либо преступлениях. Тем более что мы договорились не относиться к этим воспоминаниям, как историческому исследованию. Лучше перестань вздыхать и рассказывай дальше.

— Хорошо. Итак, ты приезжаешь в этот лагерь, и почему-то мы оказываемся с тобой в какой-то комнате. Я ясно вижу, что ты сидишь на стуле и разговариваешь со мной.

— И ты начинаешь просить меня, чтобы я помог тебе и твоему сыну освободиться?

— Нет, там все было немного не так. Сначала ты спросил у меня, что я делаю здесь и почему терплю все это отношение к себе. Видимо ты был уверен, что такой женщине как я, было бы более уместно в этой ситуации покончить с собой, чем вставать на тот путь, на который меня заставили пойти обстоятельства. Я права?

— Да, мне видится, что именно так я и подумал.

— А после этого я объяснила тебе, что у меня здесь сын, и что я уверена, в том, что он еще жив. Кажется, я уже не надеялась на то, что кто-то сможет нас спасти, поэтому я стала просить тебя только устроить мне встречу с моим ребенком.

— И я это сделал?

— Да, я вспоминаю, как хожу по страшному детскому бараку и, выкрикивая имя своего сына, стараюсь отыскать его в этой больной детской массе. Мне это удается, и через некоторое время я его нахожу.

— Значит, он был жив?

— Да, и я даже дала ему что-то поесть. Но это конечно была только капля в море.

— А потом, что было потом? Мы же увиделись с тобой еще раз?

— Да, комендант был уверен, что ты мной очень заинтересовался, и за те несколько дней, которые ты провел в этом лагере, мы несколько раз имели возможность встречаться.

— И что ты мне говорила?

— Я все время просила тебя спасти меня и сына. Я думала, что если ты помог мне с ним повидаться, то ты можешь все. Кажется, я решила, что ты обладаешь неограниченной властью, или может быть у тебя на самом деле там было очень высокое положение.

— А как я реагировал на твои просьбы?

— Мне этого не видно. Это так плохо. Я пытаюсь, и снова и снова вглядываюсь в эти сумерки прошлого, но мне никак не удается в них рассмотреть твое отношение ко всей этой истории.

— А я действительно тебя спас?

— Да, но сначала ты сказал: «Мне надо уехать. Но через некоторое время я вернусь и помогу тебе и твоему сыну». Еще ты сказал, что я обязана жить и верить в твое обещание.

— И ты мне поверила? Поверила человеку в ненавистной тебе форме, который был «по другую сторону баррикад»?

— Да, я была уже как бы безумная, и понятия о добре и зле окончательно перепутались в моей голове.

— И именно с тех пор ты стала ценить не тех мужчин, которые делают добро, а тех, которые не причиняют зла. Так вот откуда тянутся эти твои странные взгляды. Так что же было дальше? Я вернулся?

— Да. Я ждала тебя, и время превратилось для меня в огненный поток, который протекал через мое сердце, отмеряя мучительные минуты ожидания. И потом ты приехал и освободил меня и моего сына. Ты чуть не опоздал — кого-то из нас собирались убить, но ты успел спасти нас обоих.

— А как я это сделал?

— Я много раз пыталась это понять, но мне ничего не удалось. Я видела только, что вывозил ты нас в тесном багажнике своего автомобиля.

— А что было потом?

Я схватилась руками за голову:

— Я не вижу, не вижу. И это так мучительно… Иногда мне кажется, что какой-то человек убил меня в лесу, а потом я вдруг вижу, что вышла оттуда и осталась жива. Что это за видения? Я никак не могу понять.

— Но если допустить, что ты все-таки осталась жива, то как ты жила потом?

— Я не знаю. Понимаешь, тут примешивается мое личное мнение о том, что могло быть, а чего не могло, и это мне очень мешает.

— Отбрось это. И смотри только то, что видится. Да, и вот еще что. В этих воспоминаниях бывают такие тонкие моменты, в которые тебе будет сейчас несколько трудно вникнуть, но, тем не менее, ты должна постараться меня понять.