— Минуточку, Чибис. Давай настроимся на одну частоту. Допустим, я «Майский жук». Допустим, вел тебя на посадку, — и если ты думаешь, что каждый день слышу из ниоткуда голоса, требующие срочной посадки, то ты тоже ошибаешься. Так вот, приземлился корабль, за ним еще один, в первом открылся люк и выпрыгнул парень в скафандре…

— Это была я.

— …потом что-то еще выскочило…

— Это была Мамми.

— Однако она далеко не ушла. Она вскрикнула и свалилась. Я подошел посмотреть, в чем дело, и что-то меня шандарахнуло. Дальше — твои слова: «Эй, привет!»

Я посомневался, говорить ли ей, что, возможно, все остальное, вплоть до нее самой, глюки от морфия. Быть может, на са-мом-то деле я лежу в больнице с загипсованным позвоночником.

Чибис задумчиво кивнула.

— Наверное, в тебя попали слабым зарядом. Иначе тебя бы здесь не было. Ну что ж, раз тебя поймали и меня поймали, то почти наверняка поймали и ее. Боже мой! Надеюсь, ей не очень досталось.

— Похоже, она как умирала.

— Похоже, что она умирала, — поправила меня Чибис. — Сложноподчиненное предложение. Я в этом сильно сомневаюсь. Ее очень трудно убить, да они и не стали бы, разве что при попытке к бегству. Она нужна им живой.

— Почему? И почему ты называешь ее Мамочкой?

— Погоди, Кип. Она Мамми, потому что… ну, потому что это так и ешь, вот и все. Познакомишься с ней — сам поймешь. А почему не стали бы убивать — да потому что как заложник она ценнее, чем как труп. Поэтому они и меня здесь держат. Хотя она для них намного ценнее, чем я — меня бы они списали, не моргнув глазом, если бы я принялась дергаться. Да и тебя тоже. Но раз ты говоришь, что она была жива, значит, ее, видимо, поймали и заперли. Может быть, прямо здесь, за стенкой. Знаешь — мне даже полегчало от этого.

Мне — нисколько.

— Ладно, а где мы вообще?

Чибис взглянула на часики с Микки Маусом, нахмурила лоб и произнесла:

— Примерно на полпути к Луне, по-моему.

— Как-как?!

— Ну, точно я не знаю. Но имеет смысл предположить, что они захотят вернуться на свою ближайшую базу. Именно оттуда мы с Мамми попробовали сбежать.

— Ты хочешь сказать, что мы на корабле?

— Либо на том, который я украла, либо на втором. А ты думал, мы где, Кип? Где же еще ты мог оказаться?

— В психушке.

Она сделала большие глаза, потом ухмыльнулась:

— Послушай, Кип, ты же не настолько потерял связь с реальностью?

— Теперь я уже ни в чем не уверен. Космические пираты, мамочка…

Она нахмурилась и погрызла свой большой палец.

— Пожалуй, все это может сбить с толку. Но ты верь себе. Я вот никогда не теряю связи с реальностью, уверяю тебя. Понимаешь, я — гений. Сказанное прозвучало не похвальбой, а констатацией факта, и мне почему-то не пришло в голову оспаривать это заявление, хотя оно и исходило от тощего ребенка с тряпичной куклой в руках.

Однако я не понимал, как это может нам помочь.

Чибис продолжала:

— Космические пираты… хм. Дело не в названии. Они действуют по-пиратски, орудуют в космосе — как ты еще их назовешь? Что касается Мамми… подожди, пока познакомишься с ней.

— А что она делает в этой заварушке?

— Ну, это сложно. Лучше пусть бы она сама объяснила. Она — полицейский, и она гналась за ними…

— Полицейский?

— Боюсь, что здесь еще один случай семантической неадекватности. Мамми знает, что мы подразумеваем под словом «полицейский» и, думаю, считает, что идея, заложенная в этом понятии, запутана до степени невыполнимости. Однако как ты назовешь человека, который охотится за злодеями? Полицейский, разве нет?

— Пожалуй, да, полицейский.

— Ну вот, — она снова посмотрела на часы. — А сейчас нам лучше как-нибудь закрепиться. Через несколько минут пересечем среднюю точку траектории, а от диаметральной трансфигурации вектора гравитации теряешь ориентацию в пространстве, даже если привязан.

Я читал о таких штуках, но только в качестве теоретического маневра; я никогда не слышал о корабле, который мог это проделать. Если это вообще был корабль. Пол подо мной был твердым, как бетон, и столь же неподвижным.

— Не вижу, за что тут можно зацепиться.

— Боюсь, что ты прав. Но если мы усядемся где поуже и попробуем упереться ногами, то, думаю, сможем удержаться. Поторопись, мои часы могут отставать.

Мы сели на пол в узкой части комнаты, где ширина между сходящимися клином стенами была не более пяти футов, и заняли положение лицом друг к другу. Как альпинисты в расщелине, уперлись ступнями в ступни. Точнее, мои ступни в носках упирались в ее кроссовки. Мои кроссовки, должно быть, так и стояли на верстаке. Мне подумалось, что если они бросили Оскара на выгоне, папа, быть может, его найдет.