Холл Араминта
Шрифт:
— Я эти обещания слышала раньше.
— Знаю, что слышала, но я теперь понимаю, что тогда я этого не подразумевал, то есть я думал, что подразумеваю, но по-настоящему этого не было. — Рут не ответила, и он прикинул, стоит ли говорить что-нибудь еще. — Сегодня я позвонил Саре и извинился за все, что ей говорил, и за то, что ввел ее в заблуждение и дал ей повод поверить во что-то, связанное со мной. Ответил ее отец, он обозвал меня абсолютным дерьмом и сказал, что очень надеется, что ты меня бросишь и я закончу свои дни одиноким и несчастным.
— Ты что, ждешь, что я тебя пожалею? — Кристиан почувствовал, что Рут старается не повышать голос.
— Конечно нет. То есть не знаю. Я только пытаюсь быть полностью честным. Показать тебе, что я больше никогда не буду ничего от тебя скрывать.
При этих словах Рут села и обняла руками колени, прижав их к груди, и Кристиан подумал, какой же хрупкой она выглядит, наверное, он мог бы переломить ее пополам одной рукой.
— Ты ведь не рассчитываешь, что я прощу тебя сегодня, не так ли?
— Нет, но, пожалуйста, не выгоняй меня, Рут. Я не вынесу, если не смогу приходить домой, к тебе и детям. Позволь мне остаться и доказать все это тебе.
Теперь она повернулась к нему, и он увидел, что она плачет. Ему ужасно хотелось обнять ее, но он не смел.
— Я так устала, Кристиан. Я чувствую себя опустошенной. Знаю, что часто это повторяю. И ты не единственный, кто много думал. — Она глубоко вздохнула. — Мне тоже очень жаль. Я знаю, не ты один виноват, но я не уверена, что смогу простить тебя во второй раз. Сейчас в моей голове каша, и не только из-за тебя…
— А что еще?
— Работа. Но главное — Хэл. И Эгги. Не могу сказать определенно почему, но мне она не нравится.
— Правда?
— Да, я думаю, что попрошу ее уйти. Понимаю, это звучит абсурдно, особенно сейчас, но мне некомфортно смотреть, как она общается с Хэлом и как он к ней липнет.
— Почему ты об этом со мной не поговорила?
— Я пробовала, но ты отмахнулся. Мне даже показалось, что я сошла с ума.
— Извини. — Кристиан понимал, что это законное обвинение, но все еще не мог понять, какой смысл именно сейчас избавляться от практически идеальной няни.
— Но конечно, нельзя, чтобы ты и Эгги ушли одновременно, дети тогда совсем запутаются.
— Мне кажется, нам следует подумать. Я не уверен, что мы правильно живем.
— Правильно живем? — Рут издала странный пустой звук. — Ты напоминаешь мне цитату из «Viva».
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Не совсем. Если ты знаешь, как правильно жить, то сможешь решить все наши проблемы.
— Ладно, но разве ты сама этого не чувствуешь?
— Ты же знаешь, что чувствую. Я уже сколько лет об этом толкую.
— Рут, пожалуйста, дай мне еще шанс. Давай разберемся с нашими жизнями вместе.
Рут легла на подушку тяжело, насколько этого можно ожидать от такого легкого тела, и атмосфера изменилась, из чего Кристиан заключил, что он неправильно оценил что-то в их разговоре.
— Господи, до чего же ты занудлив, — сказала она. — Мы же сейчас не какую-то телевизионную сделку заключаем. Ты не сможешь из этого выбраться на словах.
— Я ни из чего не пытаюсь выбраться, Рут. Я хочу, чтобы было лучше.
— Не думаешь, что уже немного поздно?
— Надеюсь, что нет.
— Я уже много лет, черт побери, плыла одна против течения. И тащила все за собой, в то время как ты сидел на берегу и развлекался, а теперь вдруг ты стал весь из себя серьезный, как будто знаешь ответы на все вопросы и ждешь, что я скажу: ладно, Кристиан, оставайся и помоги мне выбраться из этой дерьмовой ситуации. Сколько прошло с твоего чудесного пробуждения, несколько часов? И ты ждешь, что я тебе поверю, будто ты стал совсем другим.
— Я не жду…
— И вообще заткнись. — Голос Рут вдруг стал злым. — Я устала, завтра день рождения нашего сына, мне надо выспаться.
Кристиан смотрел, как она отодвигается от него подальше. Он понимал, что больше спорить сегодня не следует. По крайней мере, он сказал часть того, что собирался.
На следующее утро Агата проснулась в шесть часов от волнения. Она провела большую часть ночи в крохотной каморке, перебирая в уме все, что ей нужно сделать завтра. Мысленно разобрала и снова сложила рюкзак, который был спрятан в кладовке и содержал все ее вещи плюс часть вещей Хэла и оба паспорта, ее и его. Она не была уверена, что ее план безукоризнен, и беспокоилась, как долго будет продолжаться шумиха в прессе. Она предвидела, что им месяцами придется прятаться. Целые месяцы не встречаться ни с кем взглядом, избегать любопытных глаз, немедленно переходить на другую сторону улицы, постоянно оглядываться через плечо, прежде чем войти туда, где они будут жить, убегать ночью, вздрагивать каждый раз, когда из-за угла выйдет полицейский. И при этом делать все, чтобы Хэл был счастлив.