— Молчи, ведун, — замахал руками воин. — Ничего не говори. Всё едино я к воде ни шагу не ступлю. Чур меня, чур с вашими тварями.

— Ага, — кивнул Середин. — Как всё вокруг спокойно — так они мои, а как изводить нужно — почему-то сразу общие?

В этот момент они подъехали к широкому ответвлению от дороги, и Олег натянул поводья:

— А это что за поворот, боярин? К городу какому?

— Откуда здесь города, ведун? — покачал головой богатырь. — До самого Полоцка ни одного не помню. Ну, у Себежа тын стоит высокий, выселки кузнечные там же неподалеку, землю железную копают. И всё.

— Так давай повернем… — привстал на стременах Середин, и ему померещилось, что среди зеленых крон под холмом что-то блеснуло. — Давай. Всё едино дневать скоро. А водопоя удобного, может, до самого вечера не встретится. Сам знаешь, как бывает. И потом, не зря же здесь такую колею накатали? Значит, есть смысл повернуть.

Радул тяжко вздохнул, однако аргументам внял и первый отвернул коня вправо, вниз по пологому склону. Дорога запетляла между могучими замшелыми валунами, поднырнула под орешник и неожиданно растворилась на широкой прогалине. Олег сразу понял, что оказался прав: просторная песчаная отмель, ходить по которой босиком — одно удовольствие; кувшинки справа и слева от спуска к воде словно манят приблизиться к раздольному, не меньше трех километров в длину, озеру. На поляне видны следы не меньше десятка кострищ — значит, здесь останавливались многолюдные обозы или даже сразу несколько караванов. Либо тут место очень удобное, либо и вправду до ближайшего водопоя топать и топать.

Путники спешились, отпустили лошадям подпруги, скинули самые тяжелые сумки. Олег — благо шли скакуны последние версты шагом и почти не запарились — сразу собрал их за поводья, подвел к воде. А когда те напились и побрели щипать травку — быстро разделся, разбежался по песку и, громко ухнув, нырнул в блаженную прохладу.

На глубине вода была чуть ли не ледяной, зато на поверхности нагрелась, как парное молоко. Середин вынырнул, отплыл в сторонку от перемешанного места, лег на спину, раскинув руки и наслаждаясь покоем и невесомостью. Так он мог бы лежать довольно долго — если бы не услышал с берега конский топот. Олег извернулся, погреб к поляне торопливыми саженками, но всё равно опоздал: к котомкам на всем скаку вылетели три всадника — бездоспешные, в рубахах и шароварах, но каждый с мечом на боку и щитом у седла. Спрыгнув, двое тут же полезли рыться в сумках, а третий принялся ловить за поводья лошадей.

— Э-э! — подплыв к берегу, встал на ноги ведун. — Куда лезете?! Что, по рукам давно не получали?

— Помалкивай, голозадый, — отзывался от сумок один из ворюг, — пока самому ничего не отрезали. Это боярина Зародихина земля. Что на ней бесхозное лежит — то всё его.

— Это мое, дитя бесхвостой ящерицы, — яростно пробивался сквозь воду Олег. — А ну, оставь!

— Как ты меня назвал? — выпрямился вихрастый, веснушчатый юнец. — К рыбам на корм захотел? Ну, иди сюда, тина болотная, я тебе сейчас язык укорочу.

Воришка положил руку на выступающую над поясом рукоять, обмотанную тонким ремешком, и Середин невольно сбавил шаг, сообразив, что оказался один и, мягко выражаясь, безоружный против трех клинков. И тут невероятно вовремя затрещал орешник:

— Мир вам, добрые люди. И чего вам у нашего бивака надобно?

Неизвестно, что делал в кустах боярин Радул, но вышел он оттуда с булатным мечом в одной руке и пудовой палицей в другой. Кольчуга на солнце струилась, словно стальная драконья кожа, глаза смотрели спокойно, но недобро. Больше всего в этот миг Олегу хотелось увидеть лица незваных гостей, но увы — те замерли лицом в другую сторону.

— Кто это, ведун? — поинтересовался воин.

— Тати местные, — небрежно отмахнулся Олег, выбираясь на берег. — Вот тех двоих повесить можно, а конопатого я, как оденусь, в ящерицу превращу.

— Не надо, дяденьки! — взмолился юнец, начисто забыв, что у него у самого имеется оружие. — Не надо, не тати мы! Боярин Зародихин нас послал, Люций Карпыч, подорожное за стоянку собирать. Его ведь земля-то эта. И озеро его.

— Врет, — кратко отметил Середин, завязывая веревку штанов. — Кто же так мыт просит? Нужно подойти, поклониться, улыбнуться ласково. Сказать, что и как. А вы в чужие сумки лезете… Вот насколько засунул, настолько я тебе лапы передние и обрежу, когда в ящерицу превращу. Ну, и этим двоим отрубить можно. А уж потом повесить.

— Так не взяли ж ничего! — хором взвыли незадачливые воришки. — Не сами мы пришли, нас боярин послал. Холопы мы зародихинские. Усадьба его тут рядом, па озере. Оттуда и отмель сию видать.

— Врут, конечно, боярин, — подмигнул Радулу ведун, опоясываясь саблей. — Однако нехорошо как-то — хозяина не спросить. Наверно, надобно их сперва в усадьбу отвести, а уж там покончить?

— По совести, конечно, надо, — кивнул богатырь, опуская меч и вешая палицу на ремень. — Так и быть, съездим, коли недалеко.

— Это вам ни к чему, — прошел между унылыми мытарями ведун, снимая с них пояса с оружием. — Теперь давайте, седлайте наших коней, навьючивайте, да мы поедем. А вы вперед бегите, дорогу показывать будете.

До обители здешнего хозяина оказалось действительно недалеко — с края поляны вдоль берега туда вела плотно утрамбованная тропа. Всего километра полтора — и за небольшой болотиной показалась увенчанная островерхим шатром башенка. Усадьба как усадьба: китайская стена [4] в четыре сажени с темным частоколом поверху, две башни на выступающих в поле углах — со стороны озера подобных укреплений боярин ставить не стал. Середин подумал, что на этом, относительно безопасном, направлении срубы стены строители могли и вовсе не засыпать камнями, а оставить полыми для всяческих хозяйственных нужд. Действительно, болотное озеро — это не море и не река полноводная, крупным кораблям с осадными орудиями тут взяться неоткуда.