Деревня близко, а по ночам она еще ближе. Кажется, тут за дверью тявкают псы, плачет ребенок…

Один раз, проснувшись, Басков услышал мотор грузовика, берущего крутой подъем, и от этого заныло сердце. Так живо возникла в его представлении машина, взбирающаяся на косогор у самой заставы. Там — на родной стороне.

В зарешеченное оконце Басков мог разглядеть лишь безглазую рыжую стену. Это, должно быть, сарай. У заколоченных ворот топорщился чертополох. Под окном никто никогда не проходил, — проулок, верно, закрыт, перетянут колючей проволокой. Множество раз, под мерный шаг часового, Басков обдумывал план побега, отвергал, принимался составлять новый.

Как-то, рано утром, из конюшни вывели лошадей, и вскоре часовой кого-то сердито окликнул. Ответил старческий голос, но не Сафара-мирзы. Потом опять заговорил часовой, теперь уже мягче, и старик вошел в конюшню. За стеной звякнуло что-то железное, похоже — лопата. Вскоре Басков догадался: старику разрешили почистить конюшню, взять навоз. Ну конечно, ведь это кизяк, топливо.

Кряхтя, охая, старик скреб лопатой, бросал навоз на тележку, отвозил. Временами он говорил про себя, хлопал себя ладонью, отгоняя слепней, бранил их и плевался.

Вдруг старик негромко забарабанил в дверь к Баскову:

— Эй, живой ты?

У Баскова пресеклось дыхание.

— Эй, комиссар!

Басков чуть не рассмеялся. И, как-то сразу проникнувшись доверием к невидимому собеседнику, придвинулся и шепнул:

— Живой.

— Откуда сам? — зачастил старик, навалившись на дверь. — Откуда? Россия, да? Откуда? Где папа твой, мама где?

— В Саратове, — вымолвил Басков, чувствуя, как тугой комок подступает к горлу.

— И-и-и! — радостно, тоненько протянул старик. — Я был Саратов. Я Астрахань жил. Большой купец Курбанов баржи гонял, я служил. Астрахань знаешь?

Ответить Басков не успел, — старик отпрянул: приближались шаги часового.

Хороший старик! Придет ли опять? Солдат с грохотом запер конюшню. Затарахтела, удаляясь, тележка.

Минуло еще два дня. Старик не появлялся. Дюк приносил альбомы с видами Нью-Йорка, Лондона, Парижа, сулил какие-то путешествия. Басков спрашивал себя — зачем его держат, чего хотят от него? Наверняка его будут допрашивать, выведывать военные тайны. Басков ждал этого, готовился к отпору.

То, чего ждал Басков, началось утром. Дверь отворилась, два солдата подняли Баскова с топчана, вывели. Он зажмурился. Слепящее солнце заливало белую стену кубического здания с цинковым, голубевшим на припеке куполом. Отсвечивало на штыке часового. Ноги Баскова, ослабевшие, отвыкшие ходить, ощутили дорогу — избитый, весь в рытвинах, проселок.

Сразу же за пограничным постом проселок нырнул с косогора в заросли. Шли около часа. Впереди Басков видел лес и гряду гор вдали. И позади, над чащами, вздымались горы, — и Басков то и дело оборачивался, чтобы посмотреть на них.

Родные горы! Он узнал их! Граница близко. Что если сейчас кинуться в лесную глушь… Но конвоиры с винтовками наготове хмуро следят за каждым движением. Нет, здесь не выйдет.

Его привели на окраину поселка, застроенного саманными и каменными домами. Поодаль от других домов поселка высилось серое двухэтажное здание, обнесенное оградой. «Штаб», — решил Басков.

Солдаты втолкнули его в затхлую комнатушку, похожую на тюремную камеру.

Вошел усатый майор. За ним Сафар-мирза, потом незнакомый военный, по-видимому офицер, с чемоданчиком в белом чехле. И Юсуф.

Они входили очень медленно, словно разморенные жарой, и последним показался Дюк. Он переступил порог и встал поодаль, чуть усмехаясь, грызя персик.

Военный открыл чемоданчик, разбирал в нем что-то, и Юсуф, склонившись, помогал.

«Сейчас прикажут встать», — подумал Басков. Он сидел не шевелясь. Каждый день он ждал побоев со страхом, а теперь страх вдруг исчез, — его вытеснила, должно быть, ненависть.

Майор повернулся к Юсуфу и заговорил на своем языке, быстро и отрывисто. Юсуф шагнул к Баскову и старательно произнес по-русски:

— Господин майор Фардж имеет к вам вопросы.

Дюк стоял и жевал персик с видом праздного зрителя. У Баскова, как и прежде, мелькнуло ощущение спектакля, — нелепого, напрасного и злого.

— Майор желает знать, ваше ли это письмо? — и Юсуф взял у майора и протянул Баскову конверт. Знакомый конверт с адресом Каси.

«Ясно и так, — подумал Басков. — Есть же подпись». Он молчал.

— Здесь написано, Назарова была на вашей заставе. Делала лекцию. Она ищет… одну национальность. Да?

«Об этом же написано, для чего же спрашивать? В самом деле, спектакль. Однако улыбается один Дюк, остальные серьезны. Им, выходит, важно».

Юсуф переводил. Майору, оказывается, надо знать, одна ли Назарова ведет эти разыскания или нет. Кто ей помогает? Читает ли она тексты?

Этого, видно, в письме нет. Басков судорожно восстанавливает в памяти свои строки Касе.

— Отвечайте, — сказал Юсуф.