Алянский Юрий Лазаревич
Шрифт:
Если вы откроете «Краткую литературную энциклопедию» и найдете статью о поэтессе Вере Инбер, то прочтете, что ее поэма «Пулковский меридиан» написана в 1943 году. Это неверно. Поэма писалась в течение сорок второго года, и 20 декабря того же года уже подписывали к печати первое ее блокадное издание.
В ленинградском дневнике писательницы «Почти три года» упоминаются события, связанные с изданиями ее сочинений:
5 августа 1942 года
Я все еще не вошла в работу… Единственная радость та, что Лесючевский вынул из своей полевой сумки сигнальный экземпляр моей «Души Ленинграда». Бедненькая книжечка, на плохой бумаге. И все же она мне дорога…
7 декабря 1942 года
1 час 45 минут ночи
Кончила, только что кончила поэму!
16 декабря 1942 года
«Пулковский» уже набран, и даже обложка готова. Завтра еду смотреть ее.
17 декабря 1942 года
Сегодня по дороге из Союза писателей спросила И. Д. (профессор И. Д. Страшун, муж поэтессы, тогда — директор Первого медицинского института. — Ю. А.), как он думает, можно ли мне теперь подать заявление о приеме меня в партию.
Про себя я давно решила сделать это, как только окончу поэму…
Таким образом, «Пулковский меридиан» пошел в печать «горячим», прямо со стола автора.
Продолжение истории поэмы — в очерке Л. Никольского «Слово о друзьях-полиграфистах»:
«Передо мной пачка книг, и прежде всего любовно изданные стихи Ольги Берггольц «Ленинградский дневник», «Пулковский меридиан» Веры Инбер, стихи А. Прокофьева, М. Дудина. Дружба писателей с полиграфистами носила порой трогательный характер. Наборщики типографии «На страже Родины» отливали из своих коптилок керосин, чтобы отнести его на Зверинскую улицу в подарок писателю Н. С. Тихонову. (В 1942 году вышли в свет книга стихов Тихонова «Огненный год» и книга очерков «Ленинград принимает бой», — Ю. А.) А на моих глазах Вера Михайловна Инбер правила свой «Пулковский меридиан». Она спросила: «Когда я получу правку?» Ей ответили: «Вы еще побудьте здесь часок-другой. Если не будет тревоги, мы принесем вам сюда выправленный текст». А через несколько дней синенькая книжечка со стихами высокого накала была уже в руках читателя».
…Открыв попавший мне в руки сборник стихов Владимира Лифшица «Плечом к плечу» (Ленинград, 1942, тираж семь тысяч экземпляров), я обнаружил клочок пожелтевшей бумаги, вложенный между страниц скорее всего именно тогда, в дни войны, читателем-ленинградцем. Кусок бумаги из школьной тетрадки. И на нем пером «рондо» (его нетрудно узнать бывшему школьнику предвоенных лет) написано: «Наступление Брусилова на восточном фронте в июне 1916 года и значение этого». Всего несколько слов. Но они говорят о силе поэзии, о ее особенной службе в дни войны. Писавший — возможно, школьный учитель — связал стихотворение поэта о сражениях Великой Отечественной войны с известным из истории первой мировой войны знаменитым брусиловским прорывом австро-венгерского фронта. Поэзия и история сливались воедино.
Говоря о ленинградских изданиях блокадных лет, с особенным чувством признательности и восхищения вспоминаешь замечательную женщину, героиню ленинградского духовного сопротивления, поэта Ольгу Берггольц. Подробнее о ней мне предстоит рассказать в следующей главе этой книги. В годы войны вышло всего несколько сборников Ольги Федоровны. Зато по радио она выступала почти ежедневно, ведя свои искренние и честные разговоры с ленинградцами.
Берггольц не только работала, но и жила в здании радиокомитета — здесь обосновался центр всей духовной жизни города. Именно в те дни задумала она написать книгу «Говорит Ленинград». Берггольц сама называет сроки начала и окончания работы: начало — в ночь на десятое января сорок второго года, «кажется, на третий день после того, как радио перестало работать почти во всех районах, и тяжкое, полное безмолвие воцарилось в Ленинграде»; окончание — 15 июля 1945 года. В этой необычной книге, где проза органично перемежается со стихами, уже подводились некоторые итоги войны, давалось ее осмысление. Но еще до окончания войны, в сорок втором году, вышла «Ленинградская поэма» Ольги Берггольц.
Каков бы на этот раз ни был тираж, его не хватило и не могло хватить всем, кто искал и находил в поэзии замечательной ленинградки утешение, поддержку, уверенность и силы. Известно, что женщины вырезали стихи Берггольц из газет и журналов и носили на груди, как самое дорогое сокровище. Мужчины прятали такие вырезки под резинку самодельного алюминиевого портсигара. Сила духа хрупкой светловолосой женщины, умевшей так тревожить и возвышать сердца, прорвала кольцо блокады. Стихи и поэмы, созданные в самые тяжкие месяцы осады и ставшие позднее классикой советской поэзии, тиражировались сначала радиорепродукторами, а потом — книжками «Ленинградской поэмы». Вы найдете там «Стихи о ленинградских большевиках», «Песню о ленинградской матери», «Сестре», «Письма на Каму», «Разговор с соседкой», «…Я буду сегодня с тобой говорить», поэму, давшую название сборнику, и знаменитый «Февральский дневник». В январе — феврале сорок второго года Ольге Берггольц уже виделся праздник Победы:
И ночь ли будет, утро или вечер, но в этот день мы встанем и пойдем воительнице-армии навстречу в освобожденном городе своем. Мы выйдем без цветов, в помятых касках, в тяжелых ватниках, в промерзших полумасках, как равные, приветствуя войска. И, крылья мечевидные расправив, над нами встанет бронзовая Слава, держа венок в обугленных руках.Сегодня, случается, появляются сборники стихов, ровно ничего не говорящих ни уму, ни сердцу читателя. В те дни в Ленинграде с каждой страницы изгонялись пустословие, высокопарность, фальшь. Емкие и честные слова несли в себе заряд яростной силы, каждая строка блокадных изданий работала на оборону.
В послевоенные годы вышли нарядные, подарочные издания Ольги Берггольц, двухтомник, трехтомник… В них тоже собраны лучшие ее стихи. Но та книга сорок второго года остается памятником, достойным экспозиции блокадного музея.
Люди в городе не только читали книги, но и писали письма — близким и родным на Большую землю. Чаще отправляли открытки — меньше сил уходило на сочинение текста. Открытки тоже выпускались и печатались в Ленинграде. Блокадные открытки — драгоценный раздел некоторых коллекций филокартистов, в том числе и моей.