— Я решил сражаться на вашей стороне не из-за страха, а потому, что искренне считаю Гитлера злом для моей Родины и хочу, чтобы поскорее кончилась эта война…

— Ладно, ладно, Гроне, раскипятился, — похлопал меня по колену Петров. — Успокойся, капитан просто пошутил.

— Зато я не шучу! — грохнул кулаком по столу чернявый Андрей. Его явно понесло. — Я прекрасно помню оголтелых молодчиков с закатанными по локоть рукавами, которые расстреливали наших пленных в сорок первом. Да, да, я был у вас в плену, и со мной не цацкались, как мы сейчас с твоими камерадами. Нас били коваными сапогами в зубы и морили голодом в Уманской яме. Как цинично заявил нам ваш эсэсовский офицер, чем больше сдохнет расово неполноценных славян, тем быстрее освободится жизненное пространство для арийского народа.

— Я никогда не считал никакой народ низшей расой, подлежащей уничтожению. У меня нет и никогда не было ненависти к русским…

— А я с удовольствием буду убивать проклятых фашистов, пока ни одного из этих выродков не останется на нашей земле! — яростно отчеканил Андрей.

Господи, за что они на меня так? Что я им еще могу сказать?!

— Оставь его, Андрей. — Сергей берет меня за плечи и выводит из комнаты, шепча: «Не бери в голову, разве ты не видишь, что они в стельку пьяны и несут невесть что».

Вы думаете, их извиняло то, что они был пьяны?! Но русская поговорка не зря говорит: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

Я пришел к себе в комнату, меня просто молотило и я долго не мог успокоиться. Возможно, мне стало бы легче, если бы я мог кому-то высказать свою незаслуженную обиду, но я прекрасно понимал, что ни Курту, ни тем более Гюнтеру говорить об этом не стоит.

— Сегодня Лагодинский сообщил нам новости о второй половине сброшенных парашютистов. Они пытались совершить диверсию на нефтепроводе, но были обстреляны и сбежали. Вторая стычка произошла на железнодорожном мосту. Сейчас они действуют не в нашем районе, но нам дан приказ двигаться к ним на соединение. Причем одинаковые приказы из абвера и НКВД пришли почти одновременно. Потрясающее единодушие!

Вообще с появлением десанта относительному спокойствию в нашей жизни пришел конец. Они были как оторвавшийся болт внутри налаженного механизма — неизвестно куда залетит. Слава богу, при приземлении у них пропала рация.

Рядом с пещерой, которую мы облюбовали для жилья, находим следы архаров.

— Не желаете совместить приятное с полезным? — предложил Аслан. — Охоту на парашютистов с охотой на горных баранов?

— Это мысль! — оживился Ахмет. — Или тех баранов, или этих, глядишь, кого-нибудь подстрелим.

В шутку предлагает сшить из их шкур папахи для немцев.

— Хорош же Крис будет в папахе, рыжий чечен, — смеется Пауль.

— Настоящие вайнахи были рыжие. Даже ваш Гитлер говорит, что арийцы вышли с Кавказа.

— Гитлер не наш! — хором говорят фрицы.

Лайсат с Вячеславом остались в пещере, они «не желают смотреть на убийство несчастных животных». Все остальные члены отряда, одержимые охотничьим азартом, двинулись в сторону перевала.

Мы охотились целый день: бараны нам попались, даже двое, а вот парашютисты нет. Ребята сели свежевать туши и жарить шашлык. Пауля, как самого молодого, послали к пещере Лайсат со Славиком привести. Мы даже предположить не могли, что к тому моменту наш бедный товарищ был уже мертв.

— «Здрасьте, я ваша тетя!» Конечно, человек, встретившийся мне на узкой горной тропинке, произнес не эти слова. Вместе с клубами морозного пара он четко выдохнул условный абверовский пароль. Ясное дело, признал родню, у меня ведь под теплой одеждой еще можно различить немецкую форму и альпийские ботинки. Я со скрытой неприязнью оглядел небритого мужчину в бараньем кожухе и кирзовых сапогах. Надо же так опуститься всего за пару недель, а ведь, судя по выговору, стопроцентный ариец откуда-нибудь из-под Мюнхена.

Итак, он из остатков той, недорасстрелянной в воздухе группы. Их семеро немцев и восемь кавказцев — курсантов из «Штранса». Именно благодаря последним их укрыли от НКВД местные жители. Эсэсман очень рад, что встретил меня: теперь наши отряды соединятся, и они через нашу рацию свяжутся с абвером. Предлагает сразу идти навстречу с их группой, это недалеко, с полкилометра. По дороге трещит как заведенный: оказывается, они через местных родственников своего кавказца вышли на одну из банд, а через них узнали, где примерно искать нашу группу.

Дошли очень быстро. Звучат приветственные возгласы; нас окружают заросшие многодневной щетиной диверсанты, но в отличие от нашего отряда с целью маскировки они одеты по гражданке: в какие-то серые ватники или полупальто, на головах мохнатые шапки, некоторые горцы в овчинных тулупах и мохнатых папахах — вылитые разбойники с большой дороги. Мне почему-то неуютно в их компании, каким-то холодом веет между нами. Ладно, я тоже рад, что вы наконец-то нашлись: теперь вы под контролем. Ко мне, улыбаясь, подходит высокий немец со шрамом над левой бровью, пара стоящих рядом солдат вцепляются в мои руки, лишая возможности двигаться.