Когда весеннее солнце покатилось вниз по склону горы, а в оазис весны все же заглянула слабая, но колющая холодом поземка, молодые люди закутались обратно в меха и прошлись между деревьями, собирая хворост. Олег наткнулся на сухостоину в полторы ладони толщиной, свалил ее мечом, разделал на четыре куска:

— Нормально, этого до утра хватит. Пойду, снасти посмотрю.

— Я с тобой, — встрепенулась Роксалана. — Все равно я огонь высекать не умею, а сидеть на одном месте холодно.

— Хочешь, пошли, — пожал плечами ведун.

— Вот здорово! Я буду прикрывать твою спину от злых разбойников! — Девушка поспешно опоясалась мечом и ухватила его под руку, повиснув на локте половиной своего веса. — Как думаешь, здесь могут быть разбойники?

— Разбойники водятся только там, где есть кого ограбить.

— А эти… Демоны и злые духи?

— Нечисть в большинстве холоднокровна, как лягушки. В морозы она спит.

— Оглянись, Олежка! Тут же тепло, как летом.

— Ну, может, лешие, берегини, травники уже и очнулись, — предположил Середин. — Да только они все равно еще сонные, в силу не пришли. Можно пока не бояться.

— Ой, смотри, кто это?! Олененок! — Роксалана кинулась вперед, упала возле «стриженой» кочки на колени, протянула руки к подпрыгивающей на одном месте пятнистой, черно-коричневой лани. — Бедненький, запутался… Подожди, я тебе сейчас помогу.

Она решительно рванула из ножен меч, подсунула его под сплетенную из конского волоса нить и перерезала одним легким движением. Зверек восторженно подпрыгнул и бросился наутек.

— Ты… Э… Чего?! — опешил от такого фокуса ведун.

— Не видишь, они в каких-то паутинах запутались? Вот еще один… — Девушка перебежала к кому-то, невидимому за кочкой, и через мгновение еще одна лань, радостно задрав короткий хвостик, улепетывала со всех ног.

— Да ты чего делаешь, ненормальная?! — подбежал ближе Середин. — Мои силки… Добыча… Снасть… Какого хрена ты их выпустила?

— Они же еще маленькие, Олежка, — настойчиво сообщила Роксалана. — Они чуть не погибли.

Ведун сплюнул, безнадежно махнул рукой и отправился обратно, к вещам. Запалил костер, сходил к краю оазиса за снегом, повесил торбу на вытянутый над очагом сук. Когда вода закипела, сыпанул внутрь овса и примерно через четверть часа поставил на землю:

— Угощайся.

— Что это за варево? — заглянула в кожаную посудину спутница. — Пахнет рыбьей прикормкой.

— Она и на вкус такая же, — хмуро сообщил ведун. — Сало и ячмень мы еще утром добили, а вкусный ужин ты самолично отпустила на все четыре стороны. Остался только овес.

— Это был не ужин, — поджала губы девушка. — Это были милые маленькие оленята.

— Восемь кило парного мяса, — перевел Олег ее слова на нормальный язык. — Четыре дня могли бы есть от пуза в свое удовольствие и в ус не дуть.

— Овсянка для здоровья куда полезнее, — взяла свою ложку Роксалана и зачерпнула разварившееся зерно. — Клетчатка, микроэлементы. Пищеварение улучшает.

— От такого пищеварения только брюхо пухнет. Даже у лошадей, между прочим.

— Ну, и чего теперь, за ними по следу бежать? — примирительно ответила Роксалана. — Назад не вернешь. Хватит обижаться, давай хоть этого поедим. Они были такие хорошенькие… Я бы их все равно есть не смогла, Олежка, честное слово. И тебе бы не дала. Не обижайся, ладно? Давай, ложечка за папу, ложечка за маму. Сейчас покушаем и в постель. И я буду очень-очень послушной девочкой. Хочешь?

После заката в их оазис ворвался самый настоящий трескучий мороз, и молодые люди, забыв размолвку, волей-неволей оказались в крепких объятиях друг друга. Разлучить их смогли только жаркие лучи поднявшегося солнца. Роксалана откинулась на спину, оставив у Олега под шеей только свою руку, и уже через минуту подняла его истошным воплем:

— Оре-е-ешки!!!

— А-а?! — Въевшиеся в плоть ведуна рефлексы заставили его метнуться в сторону. Уже через мгновение он стоял на ногах, сжимая в руке меч. — Что случилось?

— Орешки… — Полуобнаженная спутница сидела на тулупе и держала в дрожащей руке горсть темно-коричневых, с серой макушкой, лесных орехов.

— Тьфу ты… — Середин спрятал клинок и принялся одеваться. — Ну, фундук. Ну, лещина. Растет она по лесам. Чего вопить-то из-за этого?

— Ты не понимаешь! — сглотнула девушка. — Сон мне приснился. Что я тут сплю, а ко мне от лошадей голая совершенно девочка подходит, лет пятнадцати. Говорит, что я хорошая и она мне подарок принесла. И, значит, орешки возле щеки кладет. Я просыпаюсь — а там и правда орехи!