Инграбания упоминается также в пьесе Янна «Украденный бог» (1924), где Зебальд говорит жене о двух пропавших молодых людях, влюбленных друг в друга, Леандре Зебальд и Венделин Хигин (Dramen I, S. 706): «Они - в Исландии, или на Лофотенских островах [19] , или на Инграбании». Идея такого острова нашла отражение в драме «Пастор Эфраим Магнус» (1919; Dramen I, S. 85), в реплике Эфраима: «Тот из нас, кто чувствует смерть, должен строить гробницы со стенами толще, чем у любого собора, - на острове, который может погрузиться в молчание моря...» И - в пьесе «Врач, его жена, его сын» (1921-1922), где фрау Менке говорит юному Ульриху Амброзиусу (Dramen I, S. 560): «Я боюсь, что вы [молодые люди.
– Г.Б.] слишком нерешительны, постоянно пленены текущим мгновением, что вам не хватает душевного подъема, чтобы завершать гигантские конструкции мостов, которые через времена, пространства и вещность ведут к воздвигнутому навечно».

Остается нерешенным еще один вопрос: почему юнга в конце романа обвиняет Забывчивого в убийстве (или: многократных убийствах) возлюбленного? (А в «Прологе» упоминается «странное учение о любящем, который должен убить»?) Не потому ли, что всякий пишущий должен рано или поздно убить своего персонажа, чтобы завершить книгу? Более того, пишущий - как понимает его задачу Янн - должен создать в тексте пример достойной человека, героической смерти (см. «Пролог», стр. 92):

Пылкий Марло, у которого кровь бурлила в жилах, когда он описывал тайное бракосочетание Геро и Леандра, и который потом не смог изобразить их смерть, потому что счел это безответственным - позволить двум любящим умереть в разлуке, а не в объятиях другу друга... Так вот: у него, конечно, не было доводов, показывающих, что предание в этом пункте не правдиво... Но он боялся сделать предание еще более правдоподобным, если ему удастся изобразить эту не достойную Бога ситуацию...

Янн убивает многих своих героев совсем молодыми, в лучшую пору их жизни, потому что, как он пишет в дневнике (стр. 340), большинство из них в момент вступления в мир взрослых портятся, «- и, как правило, душа у них умирает; только очень немногим удается спасти ее для новой святой жизни - только очень, очень немногим. Я полагаю, что в большом городе таких наберется лишь несколько десятков». Характерен в этом смысле диалог, который в драме Янна «Врач, его жена, его сын» (1921-1922) происходит между врачом Менке и встреченным им в штормовую ночь Чужаком -одним из тех неземных существ, или ангелов, что, по убеждению Янна, помогают творцам (Dramen I, S. 501-502):

Менке. Почему ты не встретился мне, когда я был мальчиком? Чужак. Я еще никогда не встречался мальчику. Я - страж долгого пути. Пути мальчиков короткие. <...>

Менке. Что же мы будем делать?

Чужак. Начинать.

Менке. С какой целью?

Чужак. Ради дикости малой бесконечности.

Менке. Что это значит: малая бесконечность?

Чужак. Сотворенный мир (Sch"opfung). <...> Спасение принесет только то желание, которое, коли исполнится, будет стоять в тесном пространстве.

В этой пьесе два подростка, влюбленных друг в друга, попав в снежный буран, совершают самоубийство из-за ощущения безнадежности, страха перед взрослой жизнью. Один из них, Ульрих, говорит второму, Карлу (там же, стр. 572-573):

Теперь я боюсь борьбы. Я боюсь взросления, зачатия, творчества. <...> Убей меня. Я пока еще молод, пока еще красив, и тебе пока еще хватает мужества для такого поступка.

Анна = Хенни? Комедия «Анна Вольтер»

Одна забытая «комедия» (Lustspiel) из наследия Янна, написанная в 1915 - начале 1916 года, похоже, скрывает в себе еще недостающие нам ключи к последующей жизни и творчеству ее автора. Эта история о странных любовных отношениях между братом и сестрой на всех уровнях - и начиная с первых произносимых слов - выдает свой символический характер.

Во-первых, имена действующих лиц значимы. Еврейское по происхождению имя Анна означает «Божественная благодать» [20] , фамилия же Вольтер (Wolter) прочитывается как Волитон (Wollt-er, Волит-он). Anne Wolter = Анну-волит-он? В подтверждение такого прочтения, которое может показаться натянутым, сошлюсь на одно место из трагедии Янна «Ханс Генрих» (1913/1917/1921; Fr"uhe Schriften, S. 920):

Немой.

Небо и ад борются за нас. Мы должны на что-то решиться. Мы -тот материал, из которого Далекий чеканит души.

Ханс Генрих.

Покажи мне Божественное, чтобы я пробудился или окончательно утонул! Я должен знать, чей я!

Робин (<истопник.
– Т.Б. > кричит).

Единственное Божественное - это воля! Ничто не превышает ее и даже не стоит с ней рядом!

Ханс Генрих.

Я не могу волить, если мне не сияет свет.

Древненемецкое имя Хельмут означает «светлое мужество», и мужество в самом деле многократно упоминается в пьесе - чаще всего как качество, которого этому персонажу будто бы не хватает, но которым, как выясняется в конце, он обладает в столь полной мере, что может служить его олицетворением. Определенно значимо имя (прозвище?) сына Анны - Рука (Hand); а древнегерманское имя другого сына (и его отца, художника) - Конрад - означает «храбрый/дерзкий советчик». Фамилию супругов Лахман можно перевести как Насмех, а фамилию еще одного персонажа, Вальтера Дорна, - как Колючка/ Шип/Тёрн.