– Рильке болен, - сказал он.
– Я распорядился, чтобы его уложили в постель. Ты его увидишь завтра. Я провожу тебя в твою комнату. Мы еще поужинаем вместе.

– Где мы?
– спросил я.
– Боюсь, такой отель мне не по карману.

– Не бери в голову! Пароходство возьмет все расходы на себя.

Стр. 40-41. Теперь я хотел заговорить; но он тотчас покинул меня. Оглядевшись, я обнаружил чистую постель и коричневую кафельную печку... <... > Я подошел к окну... <... > Я себя чувствовал так, будто сердце от неопределенности вот-вот разорвется; хотелось что-то высказать; но я сам не понимал, что. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Он показал мне комнату, где мне предстояло переночевать. Большая кафельная печка источала тепло. «Я живу рядом», - сказал он, подождал, не отвечу ли я, и удалился.

Я остался один. Я чувствовал судорогу в ладонях, чувствовал головокружение, потому что предметы вокруг меня, как мне казалось, качались. Я подошел к окну, стал вглядываться во тьму, в которой самым темным были кроны сосен, прислушивался к приглушенным шумам, проникавшим сквозь двойные рамы. Я снова был счастлив. Я не думал ничего оформленного. Я был здесь, живой. И знал, что я жив. И это было бесценно: иметь тело, которое дышит, которое находится здесь, полное внутренностей и впечатлений, в котором лежат мысли, и их нужно только прочесть - эти молодые мысли, мысли как таковые, не имеющие, правда, никакой цели, но зато представляющие собой некую материю, столь же абсолютную, как гравитация.

Стр. 41. Человек, сказавший это, пригласил меня войти. Я вспомнил, что он был на одном со мной судне. Он еще добавил: - Нам принесут горячего чаю. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

В дверь постучали. Вновь вошел владелец отеля. <...> Он стал торопить меня: мол, в его комнате уже накрыт стол.

Чай был горячим. Разноцветные бутерброды разложены на большом, словно колесо, блюде. <...> Этот человек, которого я до сих пор называл владельцем отеля, - я его пристально рассматривал. У него была смуглая кожа, приятное гладко выбритое лицо. Он был хорошо одет; возраст, по моей прикидке, - лет тридцать. Но, может, он был моложе, ведь для пятнадцатилетнего человек вдвое старше мог бы быть отцом - а этот представлялся мне чуть ли не товарищем.

Он начал говорить. Повторил то, о чем шептались женщины в дрожках - что я будто бы избранник. <... > Кажется, он взял мою руку и попытался меня расспросить.

Стр. 42. В этот момент в комнату заглянул сухопарый человек в черном сюртуке; мой хозяин бросился ему наперерез и крикнул: - Уходите, вы сейчас должны спать! И буквально вытолкал его за дверь; я подумал о Косаре... Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Он имел при себе коньяк и налил мне немного в чай. Едва дело дошло до этого, как дверь отворилась и на пороге возник тот растерянный худой человек с особенным лицом, на котором выделялись бесформенный нос и странная бородка. Человек был одет в темное, в тесно прилегающий сюртук. Кожа бледная, голос неуверенный. Он произнес что-то несуразное: что, дескать, пришел поблагодарить меня. Владелец отеля полностью развернулся к вошедшему и, приподнявшись со стула, произнес отчетливо и жестко:

– Выйдите, Рильке! Ложитесь в постель! Здесь вам искать нечего.

Лицо человека, к которому так обратились, болезненно сморщилось. Но он повиновался. Пятясь, перешагнул порог; медленно и тихо прикрыл за собой дверь.

Стр. 43. Потом он лег в кровать и повернулся на бок, чтобы освободить место для меня. Я увидел его обнаженные бедра и ягодицы. <...> Я совсем запутался; но в конце концов сказал, что спать с ним не могу. После чего покинул комнату; он же мне вслед протяжно застонал. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Чуть позже я сказал, что устал. Он ответил, что не может провести эту ночь в одиночестве; я, дескать, должен остаться у него - постель тут большая. Я согласился. Я встал из-за стола, прошел в свою комнату, разделся, надел ночную рубашку. Я ничего не чувствовал, кроме себя самого. Я вернулся по коридору назад, приблизился к кровати, на которой уже лежал другой.

– Я пришел, чтобы сказать вам, что хотел бы спать один.

Я не раздумывал над этой фразой. Во мне не было ни страха, ни догадки, ни подозрения - ничего, что настраивало бы меня на отказ.

Чужак, не настаивая больше на своем, дружелюбно пожелал мне доброй ночи.

Стр. 44-45. Наутро около девяти в дверь мою громко и отчетливо постучали. <...> Когда я ступил в коридор, перед моей дверью стояли с полдюжины человек, мужчин и женщин... <...> Чуть позже я спустился с монахом по узкой тропе, петлявшей между елями. Мы быстро добрались до стены, в которой была дверца. Через эту дверцу он меня выпустил. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»: