Это решило судьбу Фредди. Нельзя же, честное слово, скакать как заяц! Нужно с честью отступить. Он ринулся к входной двери и отодвинул засовы. Да, он рисковал, но капитан, судя по всему, действительно был за домом. Словом, Фредди достиг ворот за две секунды и несся по траве, думая при этом: все хорошо, что хорошо кончается.

Тогда он и заметил, что не надел не только пиджака, но и брюк.

Не буду описывать его мучения. Он очень скромен и к тому же умеет одеться применительно к случаю. Костюм, который вызвал бы замечания на парижской вечеринке, причинял ему острую боль. Он проговорил: «Все кончено» — и тут увидел машину хозяина, в которой лежал большой плед.

Как мы знаем, до талии сверху Фредди был безупречен. Да, не его размер, но все же. Если прикрыть пледом нижнюю часть, все будет более чем пристойно. Он не колебался, хотя до сих пор не крал машин. Вскочив на сиденье, он подтянул плед и двинулся в путь.

Стремился он в «Голубого льва». Пробежав в пледе через зал, он может надеть любые из семи пар брюк. Поскольку в эти часы никого нет, кроме юного чистильщика ножей, ему грозит только смешок, не больше.

Но человек предполагает. Не успел Фредди проехать полдороги, как из кустов, махая руками, выскочила Эприл Кэрроуэй.

Скажи вы на несколько часов раньше, что такая встреча его огорчит, Фредди бы весело смеялся. Ко всему прочему, он заметил, что лицо у Эприл какое-то мрачное, а взгляд — просто каменный.

— Привет! — сказал Фредди. — Значит, вырвались?

— М-дау.

Ему не хотелось бы говорить об исчезновении Пруденс, но ничего не попишешь, надо. Он кашлянул.

— Странная штука, — начал он. — Загадочная. Я куда-то дел вашу сестру.

— Ничего. Я ее нашла.

— Да? — обрадовался Фредди.

Тут из кустов раздался голос. Фредди подскочил на сиденье. Что-то такое, помнил он, было с Моисеем. Интересно, пророк тоже принял это так, как он?

— Я здесь! — сообщил голос.

— Это она ? — несмело спросил Фредди.

— Да, — холодно ответила Эприл.

— Что же она там делает?

— Сидит, потому что на ней ничего нету.

— Ничего? В каком смысле?

— В смысле одежды. Лошадь столкнула ее в воду.

— Лошадь раздела вашу сестру?

— Нет, — сказал голос. — Вещи лежали на берегу. Мы всегда их аккуратно складываем. Понимаете, я представляла леди Годиву. Вы же мне сами посоветовали?

— Когда-а?!

— Вы сказали, чтобы я брала пример с его героинь.

— Вы возбудили ее воображение, — уточнила Эприл, бросая на него достаточно неприятный взгляд. — Не могу осуждать бедное дитя.

— Но я…

— Оставим эту тему. Она сидит в кустах и может простудиться. Быть может, вы будете так любезны, что отвезете ее домой?

— О, конечно! Еще бы! С великим удоволь…

— И закутайте ее в плед, — сказала Эприл.

Мир вокруг Фредди завертелся. Голос осла, гулявшего на ближнем лугу, показался ему хохотом бесов. Птицы щебетали, но их он не слышал.

— Простите… — вымолвил он, дважды сглотнув.

Эприл удивленно на него поглядела:

— Что? Вы отказываетесь уступить плед простуженному ребенку?

— Простите, я…

— Да вы понимаете?..

— Ревматизм, знаете ли… Жуткие боли… В коленных суставах… Все врачи…

— Мистер Виджен, — твердо сказала Эприл, — немедленно дайте мне плед!

Глаза его исполнились несказанной печали. Ни слова не говоря, он нажал на газ и исчез в лучах заката.

Когда почти стемнело и цветы усеяла вечерняя роса, он позаимствовал брюки у чучела. В них и приехал он в Лондон и живет теперь тихо, растит на всякий случай бороду.

Мне он сказал, что если кому-нибудь нужен почти чистый томик Теннисона, по любой цене, пусть даром, он рад служить. Дело не только в неприязни к обозначенному поэту, но и в письме от мисс Кэрроуэй, из которого он вывел, что больше книжка не понадобится.

Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Один Трутень лежал в больнице со сломанной ногой, поскольку попытался проехать на спортивной машине через Мраморную арку, и его добрый собрат заглянул к нему, чтобы поделиться сплетнями. Немощный Трутень играл с сестрой в шашки, и гость его, присев на постели, поел винограда. Тогда больной спросил, как дела на свете.

— Ну что ж, — отвечал посетитель, — лучшие умы клуба бьются над страшной тайной.

— А в чем дело?

— Ты что, не слышал?

— Ни слова.

Гость удивился, и настолько, что проглотил две виноградины.

— Да Лондон ходит ходуном! Обычно считают, что тут не без четвертого измерения. Сам знаешь. Случится что-то странное, спросишь кого-нибудь умного, а он покачает головой и скажет: «А, четвертое измерение!» Странно, что ты ничего не слышал.

— У меня еще никто не был. Так в чем дело? В чем тайна?