Шрифт:
Трое – не семеро. В том, что он справится с троими, Зверев ни на миг не сомневался. Даже если они возьмут щиты.
– Кто такие?! А ну, бросай! Бросай все! На поляну выбежали с копьями Пахом, Вторуша, Мансур и сам боярин Василий Ярославович. Дикие литовцы с некоторым даже облегчением побросали свои клинки. Для них сражение окончилось без крови.
– Ух ты, – присвистнул Вторуша, бродя между трупами. – Как это ты их так осадил, Андрей Васильевич? Мы ведь задержались токмо лыжи надеть, да рогатины подхватили. Когда успел? Чем так ловко?
– Да вот, – поднял перед собой бердыш Зверев. – Вот так и так колешь, вот так издалека рубишь, вот так в упор режешь, а так от стрел прикрываешься.
– Дозволь, новик, глянуть?
Холоп взял новенькое оружие, покрутил в руках, кольнул, перехватил у обуха и косицы, снова за конец ратовиша, пару раз взмахнул:
– Глянь, и изгиб на острие, как у сабли. Василий Ярославович, им ведь и с коня рубить сподручно. Вот бы и мне такой в поход ратный? Как его ни возьми – хоть издалека, хоть рядом, – а в руку ложится приятно. Баланс чуть сдвинут, но коли двумя руками, то и вовсе незаметно.
– Дай… – Боярин забрал оружие, тоже немного поиграл. Пожал плечами. – С саблей проще. Она легкая, быстрая, носить удобнее. А эту за спину вешать придется. Для сшибки коротковата. На длинное ратовище насадишь – баланс потеряется.
– Коли в сече удобна, Василий Ярославович, то можно и поносить.
Боярин снова взмахнул невиданным оружием, пожал плечами:
– Ну, коли не лень таскать, то скажи Малюте. Пусть скует. А пока гоните этих татей к саням. Вот кто нам ныне их до усадьбы потащит. Вовремя попались, вовремя…
О дальнейшей судьбе взятых в лесу то ли татей, то ли просто беглых людишек Андрей не узнал. Поначалу не поинтересовался, а потом закрутились новые события. Ведь на медведя, как скоро выяснилось, боярин отправился не просто так. В усадьбе с привезенного зверя холопы сняли шкуру, потом принялись срезать мясо и тут же, не внося в дом, пересыпать солью, специями, поливать каким-то соусом – и под присмотром Василия Ярославовича укладывать в кожаные мешки.
– За десять ден дойдет, – увязав в два мешка почти четверть туши, решил боярин. – И мыслю я, штуку эту твою хитрую тоже надобно нам прихватить. Пусть люди посмотрят.
– Куда прихватить, батюшка? – не понял новик.
– Как куда? В Москву, Андрюша, в Москву. Пора за выслугу свою серебро от казны получить. Ну, и тебя показать. Новик ты или нет? Со мной поедешь, сын!
Приют худородных
Выехали, разумеется, еще затемно, на десяти конях. Боярин с новиком, Вторуша, Никита и шесть вьючных лошадей. Или заводных – как посмотреть. Везли на них дорожные припасы: ячмень, вино, пироги – и кое-какое добро. Но сильно не нагружали, так что скакуны легко могли идти и на рысях.
Свои земли Василий Ярославович знал наизусть, мог ориентироваться среди лесов и ручьев в полном мраке. Да и заблудиться или попасть в яму на речном льду трудновато. Поэтому по Окнице и Линнице путники промчались, несмотря на ночь, широким шагом и на шлях выехали, когда небо только-только начало светлеть. Повернули направо – и сразу перешли на рысь. Самый неприятный аллюр, при котором, как кажется, седло не просто дергается снизу, а специально метится: как бы хорошенько поддать тебе деревянным сиденьем по мягкому месту. Желаннее всего на рысях – просто встать на ноги. Но невозможно же стоять на ногах всю дорогу! А путь получился не малый. Ровно десять дней вышло – хотя и мчались они ходко. Сорок минут рыси, двадцать – широким шагом, потом опять рысью. Ночевали на постоялых дворах, так что времени на уход за лошадьми или еду почти не тратили.
Десять дней на рысях! В конце второго дня Андрей мог спать только на животе. К концу третьего – ходил, расставив колени в разные стороны. К концу четвертого – начал потихоньку сходить с ума и думал лишь об одном: когда все это кончится?
На четвертый день селения уже перестали прятаться от дороги, выставляя свои подворья на любование проезжающим. Постоялые дворы тоже попадались уже не только возле городов, но и на перекрестках, в деревнях, а то и просто на длинном однообразном переходе. Время от времени в стороне от дорог встречались монастыри – обнесенные могучими каменными станами, с высокими башнями, смотрящими на прихожан разрезами множества бойниц, и города – с золотыми куполами храмов и широко раскинувшимися посадами. На созерцание красот у путников не оставалось ни времени, ни желания. Во всяком случае, у Зверева. Его спутники, может, все это уж наизусть помнили.
На восьмой день пути дорога расширилась метров до десяти и постоянно была запружена санями и телегами, что катились по два ряда в каждом направлении. На девятый – полос стало уже по три в обе стороны. После полудня десятого дня Вторуша вскинул руку и произнес долгожданные слова:
– Гляньте, «Иван Великий» золотом блестит. Ну, стало быть, доехали. Москва.
Андрей, ненадолго забыв о боли в спине, ногах и седалище, привстал в стременах, вглядываясь вперед. Сердце кольнуло неожиданным узнаванием. Это была она, примелькавшаяся с детства на открытках, в телепередачах и теперь пришедшая к нему через четыре долгих столетия, знаменитая колокольня в московском Кремле. «Иван Великий»[20 – Колокльня «Иван Великий» построена в 1505-1508 годах. Самое высокое здание в Москве чуть ли не до XX века].