Аликс (императрица Александра Федоровна. — Авт.) ничего не знала, и я ей рассказал о случившемся. Она приняла известие довольно спокойно (царица прекрасно знала о попытке Столыпина выслать Распутина из Петербурга. — Авт.)».

Спас Богрова помощник начальника Киевского губернского жандармского управления подполковник Александр Александрович Иванов. Он выхватил Богрова у избивавших и закрыл его собственным телом. Можно не сомневаться — не вмешайся сообразивший, что надо делать, жандарм, Богрова убили бы прямо в театре.

Отметим, что Кулябко предпринял попытку «перехватить» Богрова и увезти его в охранное отделение, но посланный им пристав получил твердый отказ прокурора Киевской судебной палаты Георгия Гавриловича Чаплинского: «Богров никуда из театра взят не будет». Можно только предполагать, с какой целью Кулябко хотел забрать «Аленского» в охранное отделение и не закончилось ли бы его пребывание там «самоубийством», как это произошло ранее с Муравьевым.

Подчеркнем, что попытка увезти Богрова в охранное отделение была предпринята Кулябко с ведома (а скорее всего, по прямому распоряжению) Курлова, аргументировавшего ее «необходимостью выяснить соучастников».

Но в вопросе о наличии соучастников генерал был прав. Как минимум в театре был один соучастник (не считая, разумеется, самих охранников) убийцы. Позднее тот же Иванов после допроса Богрова пришел к выводу, что в театре находилась еще некая связанная с ним дама («которая вела себя довольно странно и исчезла вслед за совершением Богровым преступления»). Остается открытым вопрос — какую роль играла (или должна была сыграть) эта дама в театре и не получила ли она также входной билет при помощи охранного отделения?

Богров нанес премьеру тяжелейшее ранение. Пули браунинга имели перекрещивающиеся надрезы и действовали как разрывные. Первой пулей оказались пробиты грудная клетка, плевра, грудобрюшная преграда и печень, вторая раздробила кисть левой руки (потом рикошетом ранила музыканта в оркестровой яме). Особенно усугубило ситуацию то, что частицы от раздробленного пулей ордена Святого Владимира пронизали печень, что лишало раненого шансов на спасение, хотя врачи и делали всё возможное.

Раненого на карете «скорой помощи» привезли из театра в частную хирургическую лечебницу доктора Маковского на Малой Владимирской, 33. До приезда «скорой» к выходу из театра Столыпина несли то ли шесть, то ли восемь человек — совершенно обессилевший, с обильным кровотечением, он стал настолько тяжел, что в вестибюле его на несколько мгновений опустили на пол.

Выбор больницы вызывает некоторые вопросы и подозрения. Особенно, учитывая, что так и не было выяснено — кто отдал указание везти Столыпина именно на Малую Владимирскую. Да, в клинике Маковского имелись новейшее оборудование, высокопрофессиональный персонал, и она находилась недалеко от театра. Но еще ближе была университетская клиника, ничем не уступавшая ни в оборудовании, ни в квалификации медицинского персонала. А каждое лишнее мгновение перевозки по брусчатой мостовой было крайне опасно для тяжелораненого и значительно увеличивало шансы на летальный исход.

Столыпин долго боролся за жизнь. Но даже находясь в тяжелом состоянии, он думал не о себе. Утром 2 сентября премьер передал вступившему во временное исполнение должности главы правительства Коковцову ключи от своего портфеля с важнейшими документами и попросил разобрать в нем бумаги, доложив царю наиболее важные. Он также высказал желание переговорить наедине с Курловым, но когда последний прибыл в лечебницу, то состояние Столыпина настолько ухудшилось, что врачи сочли невозможным допустить шефа жандармов к пациенту.

На следующий день в Михайловском соборе прошел молебен об исцелении Столыпина, на который собрались все находившиеся в Киеве высшие должностные лица империи. Не было только царя и его свитских, что произвело на присутствующих тяжелое впечатление и стало причиной многочисленных разговоров.

Не менее показательно, что ранение Столыпина не внесло никаких изменений в программу торжеств. На следующий день Николай II принимал парад войск под Киевом, а потом отправился в Овруч. В Киев царь вернулся 3 сентября и уже на следующий день отправился пароходом в Чернигов, где находился до 6 сентября. Не остался император и на похороны благословившего его перед смертью премьера.

Характерна запись в дневнике Николая II за 10 сентября 1911 года, ярко свидетельствующая о равнодушии к смерти главы правительства: «6 сент. в 9 час. утра вернулся в Киев. Тут на пристани узнал от Коковцова о кончине Столыпина. Поехал прямо туда, при мне была отслужена панихида… В 11 час. мы вместе, т. е. Аликс, дети и я, уехали из Киева с трогательными проводами и порядком на улицах до конца. В вагоне для меня был полный отдых. Приехали сюда (в Севастополь. — Авт.) 7 сент. к дневному чаю. Стоял дивный теплый день. Радость огромная попасть снова на яхту… Тут я отдыхаю хорошо и сплю много, потому что в Киеве сна не хватало: поздно ложился и рано вставал. Аликс, конечно, тоже устала: она в Киеве много сделала в первый день и кое-кого там видела в другие дни, хотя никуда не выезжала, кроме, конечно, освящения памятника».