– Но при чем тут я? – не выдержал их напора Борисов, – Я никогда не участвовал в боевых действиях!

– Александр, – мягко спросил Сергей Сергеевич, – а откуда у тебя длинный шрам на локте правой руки?

– Не помню. Ободрал где-то… В армии…

Врачи ничего не ответили.

– У нас в Военно-Медицинской академии лежал… – добавил Саша, заполняя возникшую тяжелую паузу. – Четыре остановки на метро от дома… А меня потом обратно в Волгоград отправляли… И только оттуда – на дембель…

Психологи молчали. Борисов тоже умолк. А в памяти его всплыл недавний сон: перетянутая жгутом рука… Свисающий с локтя шмат живой плоти…

– Вы хотите сказать, – внезапно осенило его, – что я тоже… участвовал?..

– Мы хотели попытаться избавить людей от послевоенного синдрома. Ты вошел в опытную группу. – Сергей Сергеевич встал со стула, прошелся из угла в угол. – Год вы тренировались в учебке, набирали хорошую физическую форму, получали первичные навыки. Под Волгоградом была проведена психологическая программа. Не только на амнезию: были мобилизованы внутренние ресурсы организма, добавлены некоторые дополнительные навыки поведения. А потом вашу группу направили в одну из «горячих точек». На полгода. А потом все, что произошло, вместе с личностью, прошедшей бои, было заперто у вас в памяти. Отрезано от сознания.

– Эффект оказался потрясающий, юноша, – опять добавил Николай Иванович как бы со стороны. Никто из тех, кто вернулся, не имеет ни малейших отклонений. Вы, например, психически здоровее многих тех, кто отсиделся под мамочкиной юбкой. Новая программа психологической защиты вводится теперь в широкую практику.

Ошеломленный Борисов только крутил головой, переводя взгляд с одного врача на другого.

– Но твои сны, Александр, заставили нас понервничать. Что-то стало разрушать блокировку памяти. Запертые участки лезут наружу. Мы считаем, что старую блокировку нужно снять, и поставить новую.

– Мы не хотим, юноша, чтобы после стольких усилий многих специалистов, спасавших ваше здоровье, вы превратились в неврастеника.

– Но подобные процедуры, Александр, не совершаются без согласия пациента. Даже не по моральным соображениям. Преодоление сопротивления сознания делает всю работу неэффективной.

– Вы можете отказаться, юноша. Или дать согласие. Мы не будем вас торопить. Подумайте, решите. А мы подождем вашего решения в коридоре. У вас есть время. И полная свобода выбора.

Николай Иванович поднялся со стула и оба медика скрылись за дверью.

Первым порывом Борисова было желание сохранить все, что пряталось в закоулках памяти. Но уже в следующее мгновение он вспомнил Тамару, вечный страх в ее глазах, судорогу, пробегающую по ее телу при каждом его резком движении. И тьма, без которой она не способна ни на какие чувства. А что ждет его? Вечный холодный пот, в котором он просыпался в последние дни? Шараханье от каждого шороха? Каким он станет? Примет ли его Тамара, узнает ли мать? Не придется ли ему потом топить свои воспоминания в стакане? Или, может быть, в Неве?

Внезапно у Александра появилось острое желание закурить, хотя он и не держал сигарету в зубах ни разу в жизни. Как изменят его вырвавшиеся на волю воспоминания? И снова вспомнилась Тома.

Они вместе почти месяц, и только сейчас Тамара научилась улыбаться. Сколько времени уйдет на первую улыбку у него? Перед глазами Борисова до сих пор стояли расширенные от ужаса зрачки девушки – там, в метро. Именно они, наполненные ужасом глаза и решили вопрос: хватит с них двоих ее воспоминаний.

Он открыл дверь, вышел в коридор. Психологи курили, усевшись на подоконник. Саша направился к ним.

– Так как, Александр? – погасил сигарету Сергей Сергеевич.

– Доставайте свои скальпели, – вымученно усмехнулся Борисов, – Я согласен.

–…штабные крысы уверены, что война кончилась. Раз они отрапортовали, то боевых действий уже быть не может. И санитарная машина просто заблудилась. Скоты безмозглые. – Лейтенант не устроил построения, он просто пришел в курилку, засмолил сигарету, стряхивая пепел на бетонный пол, глядя на ослепительно-голубое, жаркое небо и негромко ругая привыкших к очковтирательству генералов: – По их мнению, нам достаточно прогуляться туда, и показать пальцем водителю, куда ехать надо. – Он кинул окурок в закопченное ведро посреди курилки и перешел на серьезный тон. – Слушай меня, ребята. Госпитальный Газ-66 заметили с вертолета в поселке «Путь к коммунизму». Я так полагаю, что сквозняком его туда задуть не могло. А потому – оружие проверить, морды лица раскрасить, боекомплект получить; каски, бронежилеты, аптечки, – все по полной программе. Вылет через час.

Ми-8 высадил их на узкой полоске между виноградником и редкими посадками плодовых деревьев – саженцы еще до плеча не доросли. С этой стороны поселка был виден только длинный одноэтажный кирпичный дом и глубоко вросший в землю каменный амбар перед ним. Санитарный фургон стоял немного левее амбара: колеса накачены, двери закрыты, с виду – целый и невредимый.

Они рассыпались в цепь. Трое – слева от лейтенанта, четверо справа. Борисов, как всегда, оказался правофланговым.

В поселке не заметно было ни малейшего движения, ни радости, ни проклятий, и Саше это страшно не нравилось.