Положение частей без изменений.

Артиллерией дивизий подавлено 4 станк. пулемета, 7 огневых точек, две мин. батареи, одна арт. батарея; разрушено НП на церкви в ПУСТАЯ МОЩИНА; рассеяно и частично уничтожено до двух взводов автоматчиков пр-ка.

Потери 217 СД за 10.3.42 г. (по уточненным данным): убито — 31, в том числе 4 средних командира, ранено — 53;

Потери за 11.3.42 г.: убит — 1, ранено — 53.

Потери 154 СД за 9.3.42 г.: убито — 2, ранено — 9.

6. 340 СД в течение дня вела огневой бой на прежнем рубеже.

Пр-к ведет методический минометно-артиллерийский и пулеметный огонь по расположению частей дивизии.

Положение частей к 14.00 без изменений.

Артиллерией дивизии подавлена 1 мин. батарея и два стан, пулемета. Потери за 11.2.42 г.: ранено — 6.

7. 238 СД к 14.00 заняла исходное положение для наступления:

830 СП — 1,2 км южн. БЕЛЯЕВО;

843 СП — 600 м сев. ПАПАЕВО;

837 СП выведен на укомплектование в р-н КОРЬ.

Штадив — лес 2 км юго-зап. НИКИТИНО.

8. 49 ОТБ — в прежнем р-не.

9. ВВС Армии в ночь на 12.3.42 г. бомбардировали скопление пр-ка в р-нах: БУТЫРЛИНО, САВИНКИ, СЕЛИЖА, КРАСНОЕ; произведено 24 самолето-вылета. Сброшено: 34 ФАБ-50, 16 АО-25 и 47 тыс. листовок.

Уничтожено 6 автомашин, разрушено 5 домов.

10. Соседи: справа 53 СД; слева 325 СД — ведут огневой бой на прежних рубежах.

11. Связь: с дивизиями — телефон, телеграф, радио, офицерами связи. С опергруппой — телефон, телеграф, СТ-35. Со штабом фронта — радио, БОДО.

12. Погода: высокая облачность, 8 баллов, видимость 15 км, ветер юго-вост., 5 м в сек. Температура 7 градусов холода.

Начальник штаба 49 Армии полковник ВЕРХОЛОВИЧ.

Военком штаба Армии ст. бат. комиссар СЫРОЕГИН.

Зам. нач. оперотдела Штарма 49 ЛЕДНЕВ»{43}.

Из этого документа о потерях 217-й стрелковой дивизии перед нами предстает реальная статистика войны: из 31 погибшего при очередной атаке на населенный пункт Рыляки 10 марта 1942 года четверо — лейтенанты. По всей вероятности, командиры стрелковых взводов. 740-му стрелковому полку дивизии все же удалось сломить сопротивление противника и двумя батальонами выйти на северную и северо-восточную окраины села в район школы. Но шквальный огонь и контратака немцев заставили батальоны отойти. Четыре лейтенанта — это слишком много на 31 погибшего. Без командиров осталась целая полнокровная рота. Или батальон, каким он мог быть в этот период после взятия Юхнова. Командиры стрелковых взводов на передовой жили недолго.

И об опорных пунктах. Ох уж эти опорные пункты с круговой обороной, которые, судя по оперативным сводкам, невозможно было прошибить ни артиллерией, ни даже реактивными минометами. Как же они создавались?

Вот свидетельства тех, кто их создавал, и тех, кто их все же в конце концов одолел.

 Рассказывает Генрих Хаапе, бывший Oberarzt (старший врач) 6-й пехотной дивизии вермахта, которая отступала и оборонялась немного севернее, ближе к Ржеву, в эти морозные дни поздней весны 1942 года: «...саперам было приказано вырубить в лесу хотя бы небольшие просеки для упрощения ведения огня, а также заминировать основные подступы к деревне. На восточной окраине деревни — немного в стороне от нее — был выстроен бревенчатый сруб для размещения в нем пулеметчика, а также организованы еще два пулеметных гнезда неподалеку. Офицер-артиллерист разработал систему координат и рассчитал все прицелы по ключевым огневым зонам. Таким образом <...> мы подготовились к наступлению врага настолько тщательно, насколько это было вообще возможно в сложившихся условиях и при имеющейся диспозиции.

На следующее утро, в 5.00, русские ударили с обоих концов деревни, бросив на нас по батальону с каждой стороны. Наши наблюдательные посты подали сигнал тревоги вовремя, чтобы отбросить красных назад. А в результате стремительно проведенной нами контратаки они вообще беспорядочно бросились обратно... Потери русских составили 73 человека убитыми. 8 человек мы взяли в плен, а также захватили значительное количество оружия. Наш батальон не понес при этом ни единой потери».

И еще из мемуаров бывшего полкового врача 6-й пехотной дивизии: «Мы отступали по направлению к Стрице и Ржеву, на подступах к которым должны были занять для наших зимних оборонительных позиций так называемую «Кенигсбергскую линию». Одолеваемые сомнениями, мы бесконечно расспрашивали друг друга о том, существует ли такая линия в действительности или нет и кто должен подготовить эти самые зимние позиции. «Отступать медленно, всемерно удерживать при этом врага, — гласил приказ, — чтобы дать вашим товарищам в тылу время на подготовку оборонительных укреплений». Мы очень надеялись на то, что эти наши товарищи в тылу действительно существовали и что они на самом деле сооружали для нас оборонительные укрепления.

Нашу часть «контракта» мы выполняли сполна. Мы отступали медленно, и мы удерживали врага. День за днем, по нескольку раз на день мы отчаянно противостояли следовавшим одна за другой атакам Красной армии, а Жуков все бросал и бросал на нас дивизию за дивизией сибиряков, не считаясь при этом ни с какими потерями. Наши люди сражались и умирали. Не слишком помногу за раз, но после каждой атаки русских мы с болью в душе замечали новые освободившиеся пустоты в строю, а вечером у полевой кухни отмечали про себя отсутствие еще нескольких знакомых лиц. Совсем еще молодые парни сражались плечом к плечу со своими старшими и более опытными товарищами и испускали последнее дыхание, так и не успев еще толком пожить.

Хоронили их в «могилах», наскоро выкопанных прямо в глубоком снегу. В те дни не было времени даже на то, чтобы сколотить простенькие березовые кресты. Обычная похоронная церемония воспринималась в тех условиях как издевательский фарс: тела погибших было практически невозможно предать матери-земле. Уже через час после наступления смерти труп не просто коченел, но промерзал до твердости орудийного ствола. Примерно в таком же состоянии была и сама земля. Приходилось закапывать эти окаменевшие мумии просто в снег, а уж там им предстояло дожидаться, когда весенние оттепели растопят над ними этот ледяной погребальный склеп».