Баязид активно продолжал политику своих предшественников. Избранный султаном на поле боя при Косово, он начал с удушения своего брата тетивой — обычная турецкая мера предосторожности, — после чего немедленно взялся сотрясать византийский престол, пособив Иоанну VII свергнуть его деда. Когда Иоанна в свою очередь сбросил с трона его дядя Мануэль II, Баязид осадил Константинополь, и блокада продолжалась семь лет. Тем временем Баязид расширил свою власть в Болгарии, вторгся в Македонию и Аттику, разрушил Боснию и Хорватию. Говорят, он взял там больше пленников, чем осталось жителей этих стран. Он был смел, предприимчив, не сходил с седла, «готов был пролить кровь врагов и не жалел крови своих солдат». Его гвардия — гази, то есть «оружие Аллаха» — яростно боролась с неверными. Турецкое слово ghaziозначает «меч Бога», очищающий землю от грязного многобожия, то есть от христианской Троицы.

В 1393 году, заняв Тырново, столицу восточного болгарского царства, Баязид захватил Никополь, самую сильную болгарскую крепость на Дунае. Крепость стояла на горе у реки, а на противоположном берегу находилась валахская крепость. Здесь в Дунай впадают два притока, а потому крепость контролировала все водные коммуникации. В этом стратегическом месте и произошло сражение европейцев с оттоманами.

Когда болгарский царь Иван Шишман, несмотря на то, что был вассалом, отказался поддержать турок войсками и провизией, Баязид заключил его в Никополе в тюрьму. Затем, придя в нетерпение, он велел задушить своего пленника, низвел его царство до статуса турецкой провинции и двинулся дальше, к городу Видин, столице западного болгарского царства. Сигизмунд, король Венгрии, отправил гонцов, чтобы выяснить, по какому праву султан нарушил суверенитет Болгарии, и Баязид ответил без слов — просто показал на оружие и военные трофеи, висевшие у него на стенах. Он построил огромную башню, защищавшую Галлиполи, и временный порт для галер. В Адрианополе он возвел большие мечети и по пути своего продвижения строил караван-сараи. Его вооруженные всадники проникали все дальше в Европу, а он продолжал укреплять свою власть в Анатолии. За «огненную силу души» и быстроту марш-бросков он получил прозвище Ильдерим, что значит «молния».

После захвата Никополя король Сигизмунд обратился за помощью к Западу. На тот момент его страна была последним государством Восточной Европы, сопротивлявшимся туркам. Здесь не забыли ужас монгольских набегов, когда в прошлом веке монголы истребляли все и вся на берегах Дуная. Хотя Венгрия была «королевой окружавших стран», достойного сопротивления новым захватчикам она оказать не могла, поскольку на севере ее терзали нескончаемые ссоры с Польшей и Литвой, на юге с ней враждовали соседи, да и в самой Венгрии происходили междоусобицы. Страна представляла собой лоскутное одеяло, сотканное венгерскими нобилями, местными крестьянами, жившими «по старинке», в неведении о сельскохозяйственных методах Запада, и переселенцами из германских земель, построившими города и жившими по своим законам, как это делали они в Богемии и Польше.

Венгерская корона была тесно связана с французским двором, пока там правила неаполитанская Анжуйская династия, и так продолжалось вплоть до Сигизмунда, положившего начало Люксембургской династии. Сигизмунд стал королем в 1387 году благодаря тому, что женился на дочери последнего анжуйского короля Людовика Великого. Тот умер, не оставив сына. Сын последнего императора Карла IV, младший сводный брат Венцеслава Сигизмунд был не настолько мудрым государем, как его отец, зато уж всяко более способным и здравомыслящим, чем старший брат. Как и Венцеслав, он был хорошо образован и великолепно говорил на четырех языках. Высокий, сильный, необычайно красивый, со светло-каштановыми длинными и вьющимися волосами, он был умен и благонамерен как правитель, однако любил мирские удовольствия, был экстравагантен и распущен, и за ним числился целый список скандальных любовных похождений. Истории он в основном известен как император в более поздний период его жизни, а на тот момент ему было всего двадцать восемь лет, и положение его в сложившихся обстоятельствах было довольно шатким.

Корону Венгрии он унаследовал в девятнадцать лет, Сигизмунда сравнивали с энергичным и властным предшественником, у него был соперник на трон в лице анжуйского наследника Карла Дураццо. Пройдя через неспокойные годы интриг и убийств, Карл Дураццо и королева-мать Елизавета Венгерская уничтожили друг друга. Бунты нобилей удалось более или менее успокоить, пусть даже чувства нисколько не остыли; так, один из местных аристократов крикнул Сигизмунду: «Я никогда не поклонюсь тебе, богемская свинья!» Занятый в первые восемь лет своего правления улаживанием разнообразных конфликтов, Сигизмунд не сумел оказать эффективного сопротивления туркам, и те воспользовались ситуацией и разграбили приграничные территории.

Храбрый, хотя и лишенный дипломатичности, в моменты гнева вспыльчивый и жестокий, Сигизмунд выжил. Как и каждый из Люксембургов, он обладал ярко выраженным характером. Когда ему показали реликвию и сказали, что это — кость святой Елизаветы, Сигизмунд повертел ее в руках и заметил, что она вполне может оказаться костью мертвого сапожника. В Париже он посетил парламент, чтобы посмотреть судебное производство в действии. Там он услышал обвинительное заключение, вынесенное плебею по имени Сейне: человека осудили на основании того, что, в отличие от ответчика, он не рыцарь. К изумлению свиты, суда и зрителей, Сигизмунд встал, громко объявил о своем праве присваивать рыцарское достоинство, подозвал к себе Сейне, велел ему преклонить колено и сделал рыцарем. Сигизмунд снял золотую шпору и пояс — на нем вместо меча висел кинжал — и велел одному из своих людей передать эти знаки отличия онемевшему от изумления новоиспеченному рыцарю.

Большого расположения к Константинополю Запад не испытывал и, следя за продвижением турок, мало обращал внимания на опасность, пока она не приблизилась к Венгрии. В последние сорок лет каждый папа призывал к крестовому походу против неверных. Некоторые из пап действительно сильно беспокоились, но беспокойство это было вызвано скорее верой, нежели реальным пониманием приближавшейся опасности. Меры, принимаемые против турок, были недостаточными и диктовались особыми интересами. Папы надеялись подчинить себе восточную церковь, вернуть ее под латинское крыло. Венецианцы и генуэзцы хотели сохранить торговые посты на Черном море и на восточном Средиземноморье; интересы Лузиньянов на Кипре заключались в сохранении королевства и противостоянии турецкому нашествию. Для объединения усилий лучше всего подходила Латинская лига, созданная папой Климентом VI в 1344 году, еще до того, как турки вошли в Европу. Климент надеялся, что объединенные силы папства, Венеции, Кипра и госпитальеров Родоса успешно выступят против турок и побудят Константинополь вступить в альянс с Латинской лигой, а впоследствии и объединиться с римской церковью. Поначалу латинский флот действовал успешно — взял Смирну и уничтожил турецкие суда, однако наземные войска крестоносцев, парализованные болезнью и нерешительностью командования, фактически не двинулись с места, и кампания провалилась.

Еще одно усилие было предпринято в 1360-х годах. Интересы Пьера де Лузиньяна, правителя Кипра, представлялись наиболее насущными. После напрасного обращения к европейским дворам и трехлетних попыток устроить крестовый поход, в 1365 году он организовал экспедицию, которая с триумфом захватила в Египте богатый город Александрию. Лузиньян посчитал свою победу первым шагом на пути в Иерусалим. Приспешники Лузиньяна так обрадовались огромной добыче, что, не желая расстаться с нею, уплыли, оставив своего предводителя с малочисленной армией, и он не смог подтвердить победу и удержать город. Александрию пришлось вернуть.