Некоторые говорят, что немцы на Рейне лучше, чем немцы на Одере. Не знаю, стоит ли останавливаться на таких нюансах. Немцы повсюду немцы. Немцы наказаны, но недостаточно. Они наказаны, но не все. Они все еще в Берлине. Фюрер еще стоит, вместо того чтобы висеть. Фрицы [так русские называли немцев] еще бегут, а не лежат. Кто сможет теперь остановить нас? Генерал Модель? Одер? Фольксштурм? Нет, Германия, слишком поздно. Кружитесь, горите, войте смертным воем – настала расплата».

Капитан Григорий Климов из штаба 1-го Белорусского фронта тоже интересуется проблемой расплаты:

«Я часто задумываюсь о вине и отмщении, о критериях преступления и возмездия – где заканчивается справедливое возмездие и начинается преступление? Кто смог бы хладнокровно смотреть на мертвое тело молодой женщины, лежащее в кювете, нижняя часть тела обнажена, между ног торчит бутылка из-под пива? По шоссе бесконечными рядами проходят войска. Все видят труп в кювете, большинство отворачивается, но никому не приходит в голову убрать его. Труп женщины лежит у дороги как символ. Символ – чего?

Вокруг столько жестокости, бессмысленной жестокости. Позже немцы возмутятся до глубины души, вспоминая эти зверства. Пусть они потребуют отчета у Бога! Ведь сказано же в Библии о воздаянии за гордыню.

Когда немцам напоминают о миллионах и миллионах русских военнопленных, которые были замучены до смерти в Германии, они находят много оправданий этому и приводят объективные причины. Но признают ли они этот факт как таковой? Да, им приходится сделать это. Миллионы русских должны были работать в Германии как рабы – это верно? Да, это верно! Скажут: была война и право победителя, – сегодня тоже идет война, а победители мы. Да – мы!

Простой русский солдат в глубине души убежден в том, что в войне виноваты немцы. Он не политик с сигарой во рту, он не думает о кознях Коминтерна [Коммунистического интернационала] или о борьбе Германии за мировые рынки и за «жизненное пространство». Он думает о своем сожженном доме, о своей жене, угнанной в Германию, о своих детях, которые умерли с голоду.

Я бы очень хотел опять – как было до войны – видеть в каждом немце честного человека, которому я мог бы пожать руку. Но факты, эти проклятые факты. Нужно иметь гражданское мужество, чтобы не упустить их из виду. У меня нет сил проклинать или оправдывать. Пусть Бог сам решит!»

Во время немецкой контратаки на Крагау (Восточная Пруссия) погиб офицер-артиллерист Юрий Успенский. У убитого нашли рукописный дневник, который был передан в компетентные германские органы. Позже этот дневник вместе с другими трофейными документами попал к американцам в Вашингтон. Ниже приведено несколько страниц из этого дневника:

«24 января 1945 года. Гумбиннен (ныне Гусев. – Ред.). – Мы прошли через весь город, который относительно не пострадал во время боя. Некоторые здания полностью разрушены, другие еще горят. Говорят, что их подожгли наши солдаты. В этом довольно большом городке на улицах валяется мебель и прочая домашняя утварь. На стенах домов повсюду видны надписи: «Смерть большевизму». Таким образом фрицы пытались проводить агитацию среди своих солдат. <…> Вечером мы разговаривали в Гумбиннене с пленными. Это оказались четыре фрица и два поляка. По всей видимости, настроение в германских войсках не очень хорошее, они сами сдались в плен и сейчас говорят: «Нам все равно где работать – в Германии или в России».

Мы быстро добрались до Инстербурга (ныне Черня-ховск. – Ред.). Из окна машины можно видеть ландшафт типичный для Восточной Пруссии: дороги, обсаженные деревьями, деревни, в которых все дома покрыты черепицей, поля, которые для защиты от скота обнесены заборами из колючей проволоки. Инстербург оказался больше, чем Гумбиннен. Весь город все еще в дыму. Дома сгорают дотла. <…> Через город проходят бесконечные колонны солдат и грузовиков: такая радостная картина для нас, но такая грозная для врага. Это возмездие за все, что немцы натворили у нас. Теперь уничтожаются немецкие города, и их население наконец-то узнает, что это такое: война!

Мы едем дальше по шоссе на легковушке штаба 11-й армии в сторону Кёнигсберга (ныне Калининград. – Ред.), чтобы отыскать там 5-й артиллерийский корпус. Шоссе полностью забито тяжелыми грузовиками. Встречающиеся на нашем пути деревни частично сильно разрушены. Бросается в глаза, что нам попадается очень мало подбитых советских танков, совсем не так, как это было в первые дни наступления.

По пути мы встречаем колонны гражданского населения, которые под охраной наших автоматчиков направляются в тыл, подальше от фронта. Некоторые немцы едут в больших крытых фургонах. Подростки, мужчины, женщины и девушки идут пешком. На всех хорошая одежда. Вот было бы интересно поговорить с ними о будущем. Вскоре мы останавливаемся на ночлег. Наконец-то мы попали в богатую страну! Повсюду видны стада домашнего скота, который бродит по полям. Вчера и сегодня мы варили и жарили по две курицы в день. В доме все оборудовано очень хорошо. Немцы оставили почти весь свой домашний скарб. Я вынужден еще раз задуматься о том, какое же большое горе несет с собой эта война. Она проходит огненным смерчем по городам и деревням, оставляя позади себя дымящиеся руины, искореженные взрывами грузовики и танки и горы трупов солдат и мирных граждан. Пусть же теперь и немцы увидят и почувствуют, что такое война! Сколько горя еще есть в этом мире! <…> Я надеюсь, что Адольфу Гитлеру осталось недолго ждать приготовленной для него петли. <…>

26 января 1945 года. Петерсдорф под Велау. – Здесь, на этом участке фронта наши войска находились в четырех километрах от Кёнигсберга. <…> 2-й Белорусский фронт вышел под Данцигом к морю. Таким образом, Восточная Пруссия полностью отрезана. Собственно говоря, она уже почти в наших руках. Мы проезжаем по Велау. Город еще горит, он полностью разрушен. Повсюду дым и трупы немцев. На улицах можно видеть много брошенных немцами орудий и трупов немецких солдат в сточных канавах. Это знаки жестокого разгрома германских войск. Все празднуют победу. Солдаты готовят еду на костре. Фрицы все бросили. На полях бродят целые стада домашнего скота. В уцелевших домах полно отличной мебели и посуды. На стенах можно видеть картины, зеркала, фотографии. Очень многие дома были подожжены нашей пехотой. Все происходит так, как говорится в русской пословице: «Как аукнется, так и откликнется!» Немцы поступали так в России в 1941 и 1942 годах, и вот теперь в 1945 году это отозвалось эхом здесь, в Восточной Пруссии.