По расчету, особых жертв не предвиделось: взлететь на воздух должен был самый слабый элемент — закрытая дорогой древесиной плоскость с троном. Но расчеты одно, а жизнь — другое.

Ефим даже присел в кресло фойе и в последний раз прогнал в голове всю цепочку размышлений.

Если не сделать того, к чему он так кропотливо готовился, то жить ему и Доку недолго. А может, и не только им. Гнедышев просто так не отступит, это в нем заложено генетически. Так же, как социально — глубокое презрение к чужим жизням.

Это одна чаша весов.

На второй — жизни тех, кто может случайно оказаться рядом: его близких, его солдат, его гостей.

Но разве не справедливо, что гость упыря-вампира — гость, знающий, к кому он пришел, — подставляется под возможность тоже получить осиновый кол? Под совместную, так сказать, раздачу.

А если говорить не про гостей, а про более близких людей, то разве они не знали, чем занимается их отец, или муж, или брат? Знали, конечно. И это знание никак не мешало им пользоваться всеми благами, доставшимися от его упырино-вампирской деятельности.

Вон какие домищи отстроили в некоторых горных селах Северного Кавказа. В три этажа и с подвалищем, где уже заранее забетонированы кольца для кандалов.

Потому что выгодное это дело — торговля людьми.

Но счастливые домочадцы такого благополучного хозяина разве не знали о тех, кто томится по их подвалам? И разве бомба или артиллерийский снаряд, разрушившие их счастье, были на этот раз случайными?

А жалко ли детей террориста, когда мстительная ракета залетает в окно его дома или машины?

Конечно, жалко. Любых детей, любой нации и расы.

Но разве это не естественное течение событий?

Разве террорист не знал, чем он занимается, когда от его рук взрывались не его дети? Почему же он не мог предположить, что содеянное им к нему же и вернется? И тем же страшным способом.

Нет, подобные мстительные ракеты всегда правы. По-любому правы.

Подонков все равно надо сметать с лица земли.

А всем остальным — четко понимать, что, встав рядом с таким… — даже не знаешь, как их назвать, — рискуешь принять часть справедливого гнева на себя.

И у каждого есть выбор…

Выехали, еще только светало. Вот тут пригодилась отвлекающая операция, которую Василий со товарищи, и так обиженный, что его держат в неведении, провели прямо-таки с удовольствием.

Топтуны пытались доказать Василию, что не имеют отношения к пропаже его девчонки. Но не сумели. И были слегка помяты. А потом некоторое время удерживаемы.

А потом от них уже ничего и не зависело.

За рулем сидел Ефим.

На посту на выезде из города их тормозили. У Дока чуть сердце не остановилось, когда к ним подошли трое милиционеров — офицер и двое с автоматами.

Но Ефим объяснил, что машина пришла с профилактики и ее хотят немного обкатать. А заодно и порыбачить, показал он на торчащие из окна удочки. Всерьез обыскивать «Ниву» никто не стал.

Приехали на выбранное по карте место заранее. Спокойно вытащили припасы. Рыболовные — на случай чьего-то пустого интереса.

И боевые, к которым относились не только смертоносно начиненный катер, но и рации, два бинокля и огромная — чуть ли не с телескоп — подзорная труба: Ефим все же хотел точно знать, кто в данный момент находится на пристани и рядом.

Самурай с Доком должны были определить скорость течения и выбрать, так сказать, фарватер. Кроме того, Самурай обязался вплавь доставить катер на середину реки, чтоб не тратить на это энергию аккумулятора. После чего скрытно подобраться поближе к берлоге Гнедышева.

Дальше его роль сводилась к почти созерцательной — смотреть в свою трубищу и сообщать Ефиму обо всем, что происходит на пристани.

Док же должен был по берегу следовать за корабликом до виртуальной передачи Ефиму управления. Потом ему надлежало испариться в любую сторону, держать рацию по-прежнему включенной и ждать дальнейших указаний.

Ефим аккуратнейшим образом установил в заранее сформованные гнезда взрыватели, соединил контакты, обмазал края клеем и герметикой, зачем-то осторожно на это подул и бережно передал корабль Самураю.