зеркала два полупустых флакона с одеколоном. В одном жидкость изумрудно-

зеленая, в другом едва желтая. Тут же перегоревшая лампочка, отчего один бок у

нее поблескивает вороненым металлом. Три замызганных десятирублевых бумажки

с профилями Владимира Ульянова, совсем уж ветхий рубль, кажется, в любой

момент готовый рассыпаться в прах, мелочь: двадцать, двадцать, гривенник, еще

двадцать, пятак, двушка… Большая черная пуговица, похоже, от пальто. Рядом с

пуговицей треугольная брошь с громадным фальшивым сапфиром в центре. По

краям брошь усыпана мелкими белыми камешками, надо думать, мечтающими

называться бриллиантами. Две рюмки зеленого стекла с красными капельками на

стенках. Параллельно стоящие зеркальные створки множат предметы до

бесконечности, и те неистощимой вереницей уносятся в сизую муть. На одной из

створок малиновый с золотыми загогулинами платок, белые пластмассовые бусы и

бутоньерка из желтых ромашек.

«Погода ни к черту! Придется от хлеба отказаться. Ничего страшного, в доме есть

сухари. Да и очереди во всех магазинах. С каждым днем все дорожает. И люди-то

стали на людей не похожи. Кофе поставил. Что же делать? Яйца пусть еще

поварятся. Что же делать? Что. Же. Делать. Я знаю! Я знаю! Я заведу себе рыбок.

Надо только таких выбрать, которые повыносливее. Странно, как мне раньше-то эта

идея в голову не пришла? О, воробей… Сумасшедший какой-то. Кто же летает в

такую погоду! А если у него нет гнезда… Бедная птичка. Да, кстати, вчера она

приехала. Надо бы ей что-нибудь подарить».