Одновременно типичная для права строгость формальных предписаний выражается в том, что по преступлениям «худуд» принимаются только точно определенные виды доказательств (особенно жесткие требования предъявляются к свидетельским показаниям) и установлены четкие императивные процедуры вынесения приговора судом. Например, обвиняемому в вероотступничестве трижды дается возможность раскаяться и вернуться в лоно ислама. Кстати, в 1985 г. это требование было соблюдено при вынесении смертного приговора суданскому теологу Тахе Ибрахиму, который с перерывами в несколько дней трижды отказался публично отречься от своих взглядов, оцененных судом как доказательство его вероотступничества.

Вместе с тем, в отличие от привычного для современного уголовного права принципа, исламская правовая доктрина при установлении ответственности за нарушения норм фикха допускает своего рода аналогию, при применении которой за основу могут браться даже наказания «худуд». В частности, в традиционных трактатах по фикху ответственность за гомосексуализм и скотоложество формулируется в сопоставлении с санкцией за прелюбодеяние, хотя в точности с ней не совпадает, а сами эти запрещенные действия часто включаются в число «худуд». Можно привести и другой пример: колдовство наказывается по аналогии с санкцией за вероотступничество и нередко рассматривается вместе с правонарушениями указанной разновидности.

Наконец, сочетание и взаимодействие в исламском уголовном праве религиозного и юридического начал проявляется в предусмотренных им мерах ответственности, имеющих религиозный смысл. Как уже отмечалось, в любом нарушении правил фикха исламская правовая мысль видит религиозный грех, влекущий потустороннее наказание, которое в Коране определяется, например, как проклятие Аллаха или муки адского огня.

Вместе с тем религиозная санкция может иметь характер вполне земного наказания – искупления «каффара», применяемого в качестве дополнительного наказания за преступление, влекущее точно установленную шариатом ответственность. Это хорошо видно на примере санкции за неумышленное убийство, по поводу которого в Коране сказано: «А если кто-либо убьет верующего по ошибке, то ему надлежит отпустить на волю верующего раба… Если у убийцы нет верующего раба, ему надлежит без перерыва поститься в течение двух месяцев в качестве покаяния перед Аллахом» (4:92). Понятно, что это не исключает предоставления выкупа за кровь.

Религиозное искупление может использоваться и как самостоятельное наказание за некоторые нарушения и заключаться в обязанности соблюдать пост в течение установленного срока или, например, накормить определенное число бедняков. Применение санкции «каффара» в таком качестве имеет важное значение для доктринальной классификации нарушений норм фикха и ответственности за них. Строго говоря, «тазир» считается наказанием за деяния, в отношении которых шариат не устанавливает как точной меры ответственности мирского характера, так и искупления «каффара» в качестве основной санкции.

Два значения традиционного исламского уголовного права. Проведенный анализ подхода исламской правовой доктрины к нарушениям правил фикха и ответственности за них позволяет сделать вывод о том, что исламское уголовное право может иметь несколько значений. Оно приобретает различный смысл в зависимости от того, идет ли речь о средневековом фикхе или о современных правовых системах. Причем как традиционный, так и современный варианты исламского уголовного права могут выступать в различных значениях и формах.

В частности, под традиционным исламским уголовным правом в широком смысле, на наш взгляд, допустимо понимать положения фикха, которые касаются всех видов нарушений его норм и соответствующих мер ответственности, т. е. всех взятых вместе санкций «худуд», «кисас» и «тазир», за исключением, пожалуй, лишь сугубо потусторонних.

В сходном внешне ключе понимают исламское уголовное право современные мусульманские, западные и российские исследователи. Однако они игнорируют различия между традиционной и современной его формами и не объясняют его правовой природы, т. е. не обосновывают рассмотрение его в качестве юридического феномена. Между тем данное явление едва ли логично называть правом, не ответив на вопрос о степени его соответствия юридическим критериям с учетом своеобразия традиционного фикха.

Одним из таких критериев обособления групп норм в рамках общей системы права выступает их определенное структурное единство и ориентация на некоторые общие для них принципы. В этом отношении положения фикха о «худуд», «кисас» и «тазир» можно оценить как, если не полностью, то в существенной мере, отвечающие указанному условию. Некоторые расхождения не влияют на общий вывод о том, что в классических образцах исламской правовой мысли данные предписания рассматривались как взаимосвязанные и структурно располагались последовательно друг за другом.

Правда, подход к закреплению наказаний «тазир» отличался спецификой: по сравнению с преступлениями «худуд» и «кисас», они излагались очень кратко и, как правило, ограничивались указанием на ответственность за оскорбление. Иногда специальный раздел о «тазир» в книгах по фикху вообще опускался.

Однако в целом санкции этого рода тесно были связаны с наказаниями «худуд» и даже в известной мере зависели от них. Например, пределы телесного наказания в рамках «тазира» прямо увязывались с подобной ответственностью за преступления «худуд» и, как правило, не могли превышать 39 ударов, поскольку минимальная санкция такого рода за употребление алкоголя составляла 40 ударов. Это же относится и к определению срока высылки, который не мог быть больше 1 года. Кроме того, нередко наказания в порядке «тазира» формулируются по аналогии с санкцией «худуд» – например, распространение наркотиков приравнивается в этом отношении к грабежу как к «распространению нечестия на земле». Наконец, нельзя забывать, что при исключении наказания «худуд» или «кисас» наступала ответственность по «тазиру».