— У солдат паспортов не бывает. Денег таких тоже.

— Прошу прощения, запамятовал. Если хотите по коэффициенту ноль восемь, я помогу вам скинуться. Сто тысяч куплю сразу, остальное возьмут ребята.

— Согласен, все равно деваться некуда. Где будем рассчитываться?

— В магазине, — кивнул я на раскрытые двери.

Выкупив сто тысяч рублей, я поспешил к Аркаше.

— Возьмешь лимон четыреста? По ноль девять.

— Если бы лимона три, хотя бы, то возьму, — замялся тот. — А лимон четыреста по ноль восемьдесят пять. Потолок.

— Лады. Если Папен не согласится, я подгоню клиента к тебе.

— Он и по ноль девяносто пять перехватит. Что ты, Папена не знаешь? Ты его не приучай.

— Но я не хочу упускать клиента.

— Где он? Давай сам договорюсь.

Вот хитрый еврей, прямо чувствует, что здесь что-то не так. Нюх как у хорошей собаки. Отмахнувшись, я рванул к Папену.

— По ноль девять, лимон четыреста. Берешь?

— Беру.

— Отстегивай бабки.

Пока тот перебирал купюры, я мысленно подсчитывал навар, одновременно думая о том, что Аркаша оказался прав. Вот кто поднимает ставки, загребая все подряд. Конкуренция здесь бессмысленна. Раздавит. Единственный выход, сыграть, как сейчас, на перекидах. Иначе дело труба.

Подполковник терпеливо дожидался там, где его оставили. Мало того, он успел разложить стольники на три кучки, для удобства подсчета. Операция купля — продажа заняла максимум несколько минут. Мы, как старые знакомые, пожали друг другу руки, и офицер вышел за двери. В руках у меня остались сто сорок тысяч от Папена, да моих девяносто. Итого двести тридцать тысяч. Можно, как договорились, сдать Папену все полтора лимона по ноль девять, чтобы самому не отираться по сберкассам. Наличка составит почти на двести шестьдесят штук старыми. Живем. После пьянки мне всегда везло. Судьба как бы оставляла надежду на будущее, мол, не все еще потеряно. Одумайся.

Прикинув, что время дороже, я слил Папену все бабки по ноль девять и, получив расчет, снова занял свое место. Руки дрожали от нетерпения, в голове вырисовывались картины быстрого обогащения, одна ярче другой. Пощекотав нервы нереальными пока пачками купюр, я решительно стер заманчивые видения, памятуя слова цыгана про маховик кузнечного молота. Рассудил примерно так: брать ваучеры не выгодно — мало денег, мал и навар. Баксы тоже по той же причине. Монеты, золото, — в крайнем случае, если сделка будет того стоить, и рядом окажутся перекупщики. Значит, надо акцентироваться только на старую валюту. А чтобы работа завертелась — не торчать на одном месте, а самому лезть на глаза миллионерам. То есть, дефилировать взад-вперед от главного входа в рынок до Аркаши и обратно. Данко уехал в Краснодарский край, и вернется, судя по всему, не скоро. Табличку срочно переписать крупными буквами, оставив лишь старые деньги, монеты, золото. И все, никаких купонов, икон, долларов и прочего.

Я так и сделал. Расчеты оправдали себя буквально через час. Направлявшийся к Аркаше клиент заметил сотворенный из боковины коробки от «Сникерса» плакат на моей груди и резко изменил маршрут. Аркаша лишь молча подергал отвисшей челюстью. У мужика оказалось пять миллионов, которые после долгих торгов он согласился отдать по коэффициенту ноль восемьдесят пять. Предупредив, как в случае с подполковником, чтобы он не выходил из магазина, я снова помчался к Папену. Но у того денег хватило лишь на три лимона. И двести шестьдесят тысяч, выкупленных мною. Больше полутора миллионов пришлось перекинуть Аркаше, хотя можно было бы смотаться к ваучеристам в центре базара. Но слишком нетерпеливым оказался мужик.

— Ты что это моих клиентов отбиваешь? — набросился на меня Аркаша, когда мы остались одни. — Ты смотри, а то я тоже начну.

— Можно подумать, что ты этого не делал, — отпарировал я. — Помнишь «Павла Буре»?

— У тебя денег не было. И сейчас нету.

— Это мои проблемы.

— Понятно, на перекидках играешь. Я, вот, возьму и скажу Папену, чтобы он дергал отсюда.

— Он без твоего напоминания ушел сливаться. Бабок нет. Но ты забыл, что на базаре папенов полно. Я могу сгонять и туда.

Мы расстались недовольные друг другом. Я злился на Аркашу за то, что он не дает мне заработать. Того, в свою очередь, просто жаба душила. Нутром чувствуя, что с маленькой сумкой я умудрился раскрутиться, сорвав приличный куш с двух солидных клиентов, он просто выходил из себя. Но таковы все ваучеристы. Там, где вертятся легкие деньги, не ищи поддержки, не проси пощады. Клич «один за всех и все за одного» предназначен или для совсем бедных, или для очень богатых людей. Человек без денег вряд ли интересен человеку с деньгами, потому что запросы, желания, мысли у каждого абсолютно разные. Индивидуальные. Вот если бы я стремился к обогащению, а что-то не получалось, тогда, пожалуйста. И совет, и даже материальная помощь. Но алкашу ради чего помогать, ради его горла? Один хрен заработанное пустит по ветру. И спасибо не скажет.

Дней десять мы не здоровались. И все-таки наступил момент, когда финансы немного подравнялись. Несколько крупных перекидок принесли солидные доходы. К тому времени приехал Данко, добровольно принявший на себя роль катализатора в наших разборках. И мы как-то незаметно помирились. Аркаша совершенно бросил заниматься книгами, полностью перейдя на старые деньги, ваучеры, золото и доллары. Маленькую табличку он тоже заменил чуть ли не на плакат. Как говорится, хоть и дурной пример, но заразительный. Еврей, да чтобы упустил новшество, к тому же приносящее весомый доход. Папен все чаще отирался возле не застолбленных никем дверей рыбного магазина. Поначалу раздражавшие набеги вскоре стали привычными, к тому же он без мыла мог влезть в любую задницу — язык у него был подвешен от и до. Вскоре к нему присоединилась жена. И мы махнули рукой. Все-таки свои ваучеристы, не со стороны. Они не наглели, если подкатывал клиент с полным багажником денег, обязательно звали нас. Заработка хватало всем. Навар не уплывал вглубь рынка к аховым ваучеристам, а вроде как облюбовал наш скромный угол. Раньше мы злились на хапающих все подряд, покупающих дороже, рыночных акул. Теперь же, за счет того, что нас стало больше, многое из приносимого оседало у нас. Клиент к одному подскочит, к другому, к третьему, глядишь, и продаст, не дойдя до главного входа, подумав, что цена везде одинакова. Это обстоятельство не осталось незамеченным ребятами с центрального прохода. Они все чаще стали подваливать к нам, как бы для разговора о том, о сем, сами зорко наблюдая за сделками. Чуть в стороне завертелся «маяк», неприметный парнишка, больше похожий не на ваучериста, а на продавца сигарет. Он и крутился между табачниками, помогая отбрасывать опорожненные коробки, распечатывать новые. То, что это подсадная утка от ребят с рынка, мы надыбали сразу. Поняли и то, что назревал скандал. Раньше, когда у нас случались солидные сделки, мы никого не интересовали. Даже подшучивали, снисходительно похлопывали по плечу. Теперь же выходило, что мы перешли дорогу. Вернее, не перешли, а вроде бы как перекрыли шлагбаум, хотя по-прежнему давали и за ваучеры, и за старые деньги не превышая строго установленного базарного тарифа.