Погруженному в мысли князю показалось, что не прошло и нескольких минут, как его карета уже остановилась перед домом графа. Перед крыльцом он увидел несколько других экипажей, одни уже начинали отъезжать, другие все еще дожидались своих хозяев. У мощеной подъездной дорожки толпились, как всегда, зеваки, вытягивавшие шеи, чтобы рассмотреть, кто приехал, гадавшие, кем из иностранных гостей был подъехавший.

Князя все узнали сразу — он был известнейшим человеком в Вене, и его появление везде встречали приветственными криками. Что бы ни думал о себе русский царь, истинным освободителем Европы от Наполеона народ считал именно Меттерниха. Вот и сейчас, стоило лишь ему шагнуть из кареты, раздались крики, в воздухе замелькали подброшенные вверх шляпы и женские платки.

Меттерних улыбнулся, и в ответ глаза всех женщин засияли, на губах появились улыбки — так всегда реагировали все женщины, и юные, и пожилые, при виде улыбающегося князя.

Дом графа был большим и роскошно обставленным, в его убранстве прослеживалась мода на Древний Восток и Рим, соседствуя с «греческой». Слуги в желтых бархатных, отороченных серебристым кружевом ливреях провели Меттерниха в большую приемную, где уже собралось немало гостей. Он медленно пошел между ними, отыскивая взглядом хозяина. Князь слегка припоздал, и граф уже успел отойти от двери, где он встречал гостей.

Князь медленно продвигался по комнате — очень многие хотели заговорить с ним, многие женщины приглашающе взмахивали руками, иностранные гости надеялись услышать от него хотя бы словечко, перехватить его взгляд, который дал бы понять, что они в настоящий момент могут быть облагодетельствованы вниманием князя.

И в этот миг он увидел ее! Она переходила от одной группы гостей к другой и была так ослепительно хороша, что у князя перехватило дыхание, и он уже не мог отвести от нее взгляда.

На ней было светло-серое платье из легкой ткани и маленький изумрудно-зеленый жакет из тонкого бархата. Со шляпки-тюрбана того же серого цвета, что и платье, свисала пара зеленых кисточек, которые задорно покачивались и, казалось, спешили известить всех о том, что вместе со шляпой прибыли из Парижа, столицы моды. Цвета туалета подчеркивали глубину серых глаз и белизну кожи молодой женщины. Она была не очень высокой, а в светло-серых кожаных туфлях-сандалиях в стиле ампир с завязками на манер античных, вокруг щиколотки, выглядела еще более миниатюрной, при всей мягкости и кошачьей грации в каждом жесте. Глядя на нее, без всяких слов становилось понятным, почему стиль ампир предполагает не просто детали одежды, а очень важны походка, движения рук, постановка корпуса, что требует специального обучения, поскольку «античная» одежда подчеркивает любые изъяны фигуры и неловкость в движениях. Дама, замеченная Меттернихом, в совершенстве владела собой и могла служить образцом для подражания. Так что не было в том случайности, что он заметил ее среди всех гостей.

Князь пристально наблюдал за каждым ее шагом. Почувствовав на себе взгляд, женщина неожиданно остановилась и оглянулась. В эту секунду для них исчезла говорливая толпа в комнате, весь окружающий мир. Остались только они двое, смотрящие друг на друга. Глаза незнакомки стали как будто шире, на лице проступила улыбка — неуловимая, одними уголками губ, а затем женщина отвернулась и пошла прочь.

На мгновение Меттерниху почудилось, что он потерял ее, и он непроизвольно качнулся вперед, словно желая успеть за этим чудным видением.

Он забыл обо всем: переговорах, этикете, даже об излюбленной своей отстраненной позе, которую также все узнавали, как и его лицо. Он испытывал страстное желание окликнуть незнакомку, попросить, чтобы она не покидала его, сказать, что он должен поговорить с нею — сейчас, не откладывая, или же он не ручается, что не сойдет с ума…

Но тут Меттерних понял — женщина пошла искать хозяина дома. Найдя его, она указала ему рукой на нового гостя, и грубоватое лицо графа Карла Жичи расплылось в улыбке. С этой улыбкой он поспешил навстречу Клеменсу Меттерниху.

— Ваше сиятельство, какая честь! Как я рад! Милости прошу в мой дом!

— Я слишком долго пренебрегал вашим гостеприимством, граф, — церемонно отвечал Меттерних, не выпуская из поля зрения женщину, боясь, что она отойдет и больше он ее не увидит. — Прошу простить меня за то, что я так долго не был у вас, и сказать вам о том, какое удовольствие мне доставляет здесь быть. — Последние слова он произнес с особым значением, переводя взгляд на незнакомку в тюрбане с зелеными кисточками.

— Могу я представить вам свою невестку, Юлию? — спросил зардевшийся от удовольствия граф Карл Жичи.

Она стояла рядом со свекром, и князь наконец-то смог взять в свои руки ее маленькую ладонь и поднести к губам. От этого прикосновения сердце его радостно подпрыгнуло, в нем запылала страсть, огонек которой загорелся еще в тот миг, как он бросил первый взгляд на эту милую даму.

— Я хотел бы переговорить с вами наедине, — такова была его первая фраза женщине, когда граф Жичи отвлекся на гостя, подошедшего для обязательного на таких встречах мимолетного светского разговора.

Ее, кажется, несколько обескуражил его требовательный тон, но без возражений и расспросов она повела Меттерниха в соседний маленький кабинет.