Юлия и Марцелл довольно смеялись, упоенные собственным счастьем. Наконец муж поднял молодую на руки и тронулся к вилле в сопровождении длинной процессии. Невеста нечаянно поймала мой взгляд, и улыбка на ее губах как-то страдальчески дрогнула. Конечно, бедняжка подумала о своей матери. Поднявшись из-за стола, я сжала ее ладонь и шепнула:

— Однажды ты станешь императрицей…

Лицо Юлии просветлело. Марцелл понес ее дальше, а я вознесла беззвучную молитву Исиде и Серапису: пусть эти двое всегда будут счастливы. Время от времени Юлия проявляла щедрость и доброту, а я отплатила одной лишь ревностью. Может быть, муж наконец одарит ее любовью и лаской, которых несчастной недоставало в детстве из-за разлуки с родной матерью?

— Идешь? — обратилась я к Александру.

— Нет. Что там веселого?

В глубине души я была ему благодарна. Любопытно было взглянуть на виллу Марцелла, но видеть, как он развяжет пояс невесты и опустит ее на брачное ложе под непристойные песни и насмешливый храп гостей?

— Ладно, тогда я — спать.

— Не дожидайся меня, Селена.

— Да ведь снаружи почти рассвело!

Брат улыбнулся.

— Еще не все амфоры хиосского выпиты.

Проснувшись утром, я бросила взгляд на его постель. Она так и осталась несмятой.

Марцелла и Юлию мы вновь увидели только спустя три дня. Молодожены предпочитали наслаждаться друг другом и обретенной свободой. Племянник Августа даже не появлялся в школе риторики, что наконец навлекло на него материнский гнев. Октавия ворвалась в библиотеку, когда Витрувий знакомил меня с особыми формулами, которые применял при возведении купола Пантеона.

— Три дня! — громко выкрикнула она. — Он целых три дня не учился!

— Что поделать, молодожен, — урезонил ее архитектор. — Сейчас у него одна любовь на уме.

Октавия посмотрела на меня и приняла полный боли взгляд за знак несогласия.

— Видишь, Селена меня понимает! Вот почему она ежедневно приходит сюда, вместо того чтобы читать Платона или гулять по торговым лавкам с Юлией… Сегодня я все ему выскажу.

— Во время семейного пира? — спросил Витрувий. — Твой сын впервые примет на себя роль хозяина.

— Пусть принимает какие угодно роли, только бы не бросал занятия! Ливия даже издалека очень строго следит за каждым нашим шагом, — предупредила Октавия. — Думаешь, мне неизвестно, что ей пишут рабы? Стоит Августу проведать, чем наш Марцелл занимается — нежится в спальне да наблюдает скачки с балкона, — и выбор может пасть на другого наследника!

Витрувий коротко усмехнулся.

— Например? Тиберий скорее дал бы себя кастрировать.

— А Ливии что за дело? Она заставит его повторить все подвиги Геркулеса, если только это приблизит ее к могуществу. В общем, когда я поговорю с Марцеллом, — закончила она, — ты тоже с ним побеседуй. — Дождавшись, пока архитектор уныло кивнет, Октавия посмотрела на свиток, разложенный на столе. — Это Пантеон?

— Да. Нам с Селеной предстоит проследить за тем, как установят изваяния богов. К возвращению твоего брата все будет готово.

— А что, есть новости? — удивилась я.

И внимательно посмотрела на собеседников, однако, похоже, никто из них не был расположен отвечать.

— Кантабрия завоевана только наполовину, — произнесла Октавия. — Война может протянуться еще шесть месяцев, хотя Август обещал присутствовать на торжественном открытии Пантеона.

— Попросишь Агриппу повременить? — неуверенно предложил Витрувий.

Сестра Цезаря покачала головой.

— Нет. Такому большому зданию не к лицу пустовать.

— Не сходишь с нами сегодня? — пригласил архитектор. — Ты больше года не видела, как продвигается стройка. Можешь потом описать брату все подробности.

— И вызову зависть, — ответила она с печальной улыбкой. — Агриппа сказал, что в Риме еще не возводили подобного.

Витрувий подал ей руку.

— Идем, убедишься своими глазами.

Октавия позвала с нами Галлию, и когда мы пришли на место, все взгляды немедленно приковал к себе постамент, на котором было написано: «ЭТО ЗДАНИЕ ВЫСТРОИЛ МАРК АГРИППА, СЫН ЛУЦИЯ, ТРИЖДЫ КОНСУЛ». Снаружи пока ничто не привлекало внимания. Обыкновенный портик с колоннами из кирпича и бетона. Но вот распахнулись огромные бронзовые двери, и Галлия прошептала что-то на своем родном языке. Даже в Александрии мне не приходилось видеть подобной красоты и великолепия. Между мраморным полом и внутренними колоннами сочетание солнечных лучей и красок создавало нечто невероятное. Купол, разбитый на множество шести— и восьмиугольников, представлялся частью гигантских пчелиных сот. Посередине зияло большое, безупречно круглое отверстие — единственный здесь источник света.

Галлия обвела изумленным взглядом ниши (рабочие натирали каждую из них промасленными тряпицами, готовясь установить мраморные статуи) и снова восторженно забормотала по-галльски.

Из тени выступил Юба.

— Впечатляет, правда?

Я удивленно посмотрела на наставника, и тот пояснил:

— Статуи прибыли только сегодня утром. Он проверяет их на подлинность и на мелкие изъяны.

Нумидиец немного потолковал с Галлией на ее родном наречии, радостно поприветствовал Октавию и Витрувия, потом подошел ко мне и заметно потускневшим тоном проговорил: