— Значит, ей уже далеко за двадцать.

— Да, около тридцати.

Мой брат помолчал, а потом спросил:

— Почему твой дядя не превратил нас в рабов?

— В ваших жилах — кровь Александра Македонского. Ваш отец был римским гражданином.

— А отец Юбы не был, — заметила я.

— Это верно. Он происходит из рода воина Массиниссы. Думаю, дядя ужасно рад, что не сделал его рабом. При Акции Юба спас ему жизнь — в те долгие дни перед великой битвой, пока мы не знали, кто победит.

В те долгие дни перед битвой, пока мы надеялись, что Египет будет спасен.

В комнате повисло неловкое молчание.

Марцелл прокашлялся.

— Видел твой александрийский пейзаж. Ты очень одаренная девушка.

— Посмотрел бы ты на ее другие рисунки, — вставил Александр. — Покажи ему, Селена.

Я скрестила руки на груди.

— У нее есть альбом из кожи, — пояснил мой брат. — Такого ты даже в руках не держал. Ну давай, сестричка, — вкрадчиво попросил он.

Под взглядом золотоволосого Аполлона я подошла к сундуку, стоявшему в углу комнаты, и достала подарок матери. Марцелл округлил глаза при виде альбома и восхищенно выдохнул:

— Что это?

— Телячья кожа, — сказал Александр.

— Все сделано из нее? — изумился юноша, листая страницы. Трудно сказать, что именно произвело на него подобное впечатление: сами рисунки или то, на чем они были выполнены. — Я и вправду ни разу такого не видел, — признался он. — Где ты это взяла?

— Из пергамской библиотеки, в Акрополе, — ответил мой брат.

— А, величайшая библиотека в мире!

— Вторая по величине, — поправил его Александр. — Когда наш род перестал снабжать Пергам папирусом, тамошние жители научились выделывать книги из кожи телят.

— Книги… — благоговейно повторил Марцелл.

— В Пергаме их двести тысяч, и все достались нашей матери в дар от папы. Она читала их — по одной за ночь.

Брат посмотрел на меня, и я догадалась: он вспоминает седьмой день рождения, когда нам позволили выбрать себе что-нибудь из пергамской библиотеки. Александру понравилась книга о лошадях, а мне приглянулся чистый альбом для рисунков…

Я отвела глаза, и племянник Цезаря тихо проговорил:

— Клеопатра была необыкновенной женщиной.

— Да, — в тон ему отозвался мой брат.

В коридоре послышались негромкие шаги. Наш гость поднялся.

— Это мама, — сказал он, возвращая альбом.

Дверь отворилась. В проеме возникло лицо Октавии рядом с масляным светильником.

— Марцелл, что ты делаешь? — резко спросила она.

— Иду спать, — озорно ухмыльнулся он и, чмокнув мать в щеку, пообещал нам: — Утром увидимся.

Октавия дождалась его ухода и неторопливо поставила светильник на стол.

Мы забрались на кушетки. Что дальше? Несмотря на жару, я натянула на себя тонкое льняное одеяло. Сестра Цезаря подошла и села на край моей кушетки. Вдохнув, я уловила слабый лавандовый аромат, исходивший от ее кожи. Мама душилась только жасмином.

— Как прошел день? — спросила Октавия.

Недоуменно переглянувшись с братом, я честно призналась:

— Утомительно.

— Завтра будет еще тяжелее, — предупредила она. — Я помогу вам подготовиться для триумфального шествия. Правда, оно продлится всего один день.

— Я думала, три.

— Верно, но ваше участие потребуется только завтра. Утром к вам в комнату принесут наряды. Вы в них оденетесь и проедете вслед за Цезарем на деревянном плотике. Да, от цепей отказаться не получилось, но вот заковывать вам шеи я не позволю. Это для рабов.

— А потом? — ровным голосом спросил Александр.

— Вернетесь на триумфальный пир. Он будет куда богаче сегодняшнего. Жаль только, что завтра вы много чего насмотритесь. Такого, из-за чего можете сильно расстроиться.

— В нас будут плевать на улицах? — прошептала я.

— Не знаю. Вообще-то плебеи рвут и мечут от злости. Они готовы поверить всему, что слышали о ваших родителях.

— Например? — не отступала я.

Октавия передернула плечами.

— Ну, что ваш отец, пока был в Египте, одевался в хитон, позабыв свою тогу.

Я вскинула подбородок.

— Это правда.

— Чему еще они верят? — спросил Александр.

— Якобы Антоний велел почитать себя как Диониса, носил его тирс и короновался венком из плюща.

Перед моими глазами возник отец в золотых и красных одеждах, вздымающий вместо меча стебель фенхеля — в точности как описала сестра Цезаря.

— Это тоже правда.

Октавия подалась вперед.

— А он в самом деле велел отчеканить римскую монету с изображением вашей матери?

— Ну да. Три года назад, — произнес Александр. — Разве это ужасно?