– Хохмач и есть! – радостно и неожиданно бодро вздохнуло чудовище. – Точно!!! А ты сам-то кто, братишка? Родной ты мой! Дай-ка погляжу… Ведь ты меня знаешь, верно? Значит, и я тебя опознаю… Ёпта, да неужели? Саня-Ацетон?!

– Аспирин, – поправил Аспирин.

– Да мне пох! – совсем по-человечески заржал монстр. – Все так же наркоманишь? Трава есть?

– Завязал.

– Да ну на? – Клешненосец необычно закряхтел-захихикал, мотая головой, словно от удовольствия. – Не-е, мля, помню-помню. И случай с зомби под Хэй-лудзяном… Удивил ты тогда меня. Вот так встреча, однако, приятель!

– Я те пока не приятель, – обронил Аспирин глухо, подозрительно смотря на собеседника, словно на мираж или призрак. – И, Хохмач, одно уточнение для тупых. Ты же сдох.

Аспирин стоял безоружный. В том смысле, что его автомат лежал хрен знает где, в стороне, далеко за спиной сталкера. Но нож – тот самый, которым Белошапочка приловчился вскрывать уникальные мозги телекинетиков, – нож висел на поясе. И Аспиринушке стало внезапно по фиг, кто тут мутировавший монстр, а кто обосравшийся хомо сапиенс. Клинок грел бедро, и ладонь зудела. На всякий случай Аспирин сделал шаг назад и спросил прямо, без политесов:

– Один вопрос, чувачок. Как ты здесь выжил? Дом полон кинетиков, так? Они любят людей, не ошибаюсь? Однако специфической, я бы сказал, любовью.

Урод поднял голову и в упор уставился на сталкера. Эйфория, охватившая его за секунду до этого, мгновенно слетела. Снова обозлившись, монстр нахмурился и, чуть раздвинув кривые губы, продемонстрировал сверкающие клыки.

– А ни-как! – медленно, с расстановкой прохрипел он. – Ни-как не выжил.

Аспирин, как хищник, оскалился в ответ сам. Или улыбнулся. «Ах ты, гондон дырявый, – дружелюбно подумал он. – Хохмы хохмить со мной решил Хохмачов? Вкусные люди, сука…»

Готовясь к прыжку, Аспирин отодвинул ногу еще чуть дальше, и она неожиданно коснулась цевья автомата. Было темно, но уж трещотку-то свою старый бродяга не спутал бы ни с чем. Выходит, не обронил у двери, протащил за собой почти до монстра. Трещоточка ты моя, красотка! Мгновенно нащупав приклад, Аспирин зацепил носком ремень, дернул ногой, подкинул «калаш» в воздух и тут же перехватил родное оружие, отполированное за годы службы собственными пальцами. Ствол уперся в лоб нежити. Чудовище, однако, не шевельнулось.

Тогда, почувствовав в руках ствол и власть, Аспирин отпрыгнул назад на два шага.

«Вынести ему мозг, и весь базар, сука!»

Но Хохмачов, вернее, то, что от него осталось, сидел неподвижно и прижимал к груди уродливую руку, словно баюкая новорожденного младенца.

– Постой, – словно опомнившись вдруг, попросил он. – Я все расскажу, тебе. Не стреляй, пожалуйста. Я болен. Я просто болен!

– Чё, в натуре? – Злость, долго сдерживаемая Аспирином, теперь пенилась и клокотала. – А свинцовой пилюлей не полечить тебя меж зубов?! Могу, впрочем, и без трещетки устроить лоботомию. Хирургической методой, сиречь тесачком в лобешник. Не попрет?

– Стой, стой же! Ну прошу… Вот, смотри! – Хохмач выпустил клешню, которая резво поползла по полу и, достав из-под одежды ветхий наладонник, по полу толкнула его к сталкеру. – Там все, все записи того дня и последних лет. Вот батарея, неродная, Агаш приволок вчера.

– Агаш? Мутант-кинетик? Тебе?! Ты с ними, что ли? Ну-у, с-сука…

– Я объясню, объясню! – запричитал Хохмачов. – Ты ПДА только возьми… Много видел зомби, которые пользуют ПДА?.. И автомат мой забери тоже. Вот он, в углу. Мне так спокойнее будет. Да и тебе…

Аспирин осторожно отступил еще дальше, осмотрелся. Потом подобрал прибор с батареей, оружие, буркнул:

– Ну, я жду. Объясняй!

Ощущение АКМа в руках немного успокаивало натянутые нервы. Ярость медленно сходила на нет. Опустив голову, Хохмач принялся говорить…

– В Зоне я поселился уже давно. Как ты верно приметил – сразу после смерти. Со смертью, однако, возникли сложности, описать которые с ходу непросто. Говоря откровенно, я подорвался на гранате. Самого взрыва не помню, только куски. Хорошо помню, что за ноги будто дернуло и тело словно бы растянулось. Следом горячо стало, столб огненный перед глазами! По голове резануло, а потом вспышка белая и… словно падаю. И все. Отключился, пропал. Не помню ничего, сколько так был. Потом в себя пришел. Холодно мне, и воет кто-то рядом. Подниматься начал – больно. Очень ноги обгорели, вместо глаза дырка. А на левую руку и смотреть страшно. Я такого не видел отродясь. Думал, все, пропал совсем. А тут еще собаки светящиеся рядом ходят. А самому муторно, тяжко, и внутри ворочается что-то странное, чужое что-то живет. Хотел было от собак уползать, да они как меня услышали, ко мне ходу дали. Я и с жизнью распрощался уже, только вижу – не подходят. Рычат и пятятся, уши прижали, скулят, трясутся. Я и рад-радешенек, что не лезут. Хотел выбираться назад, да только чувствую – к собакам тянет, и всё тут. Ну я и шагнул…

Хохмач вдруг осекся и вздрогнул, плотнее прижимая изуродованную конечность.

– Потом ад кромешный был! Ничего не понимаю, только чувствую, рука эта сама псину рвет на куски да мясо сырое, теплое еще тащит в рот. А псина тупит, словно под гипнозом. Видят собаки, что я мочу их, но все равно ко мне лезут, поджав хвосты, скулят, глазами сверкают, но лезут на смерть, не сопротивляясь. Я ем. Мне и противно вроде, да вдруг и понравилось. И хорошо стало так, раны заживают на глазах. Спокойно сделалось, сладко…