Когда я вернулся в гостиницу «Украина», мне передали: «Ольга позвонит завтра в двенадцать». На следующий день она позвонила ровно в полдень и сказала, что перезвонит в два часа. В два она сказала, что встретится со мной в полчетвертого. Эти телефонные звонки создали ощущение, будто наша встреча необходима и неизбежна. И лишь дожидаясь на ступенях у входа в гостиницу, я вдруг смекнул, что понятия не имею, зачем мне с ними вообще встречаться. Наташа прошла мимо меня, не здороваясь. Она была одета в какие-то обноски, а в руке держала плетеную хозяйственную сумку. Наташа подмигнула мне; я пошел за ней и увидел такси. Ольга уже сидела внутри и курила. Я забрался в машину, Ольга назвала шоферу какой-то адрес, и мы поехали. В пути остальные периодически спорили о том, правильно ли мы едем, самой ли короткой дорогой.

Через двадцать минут — мы уже далеко углубились в предместья Москвы [35] , застроенные многоэтажными домами, — я спросил:

— Куда мы едем?

— Недалеко.

Всюду вокруг люди сгребали граблями листья и подбирали с мостовых мусор. Я никогда еще не видел столько дворников разом.

Ольга пояснила, что сегодня единственный день в году, когда люди работают даром — прихорашивают город. Этот день называется subodnik [36] Бесплатный труд — способ воздать почести Ленину, у которого через два дня его день рождения.

— Ольга, неужели вам не кажется, что ваше место там, с лопатой в руках?

— Я слишком занята, — сказала она, и в ее смехе прозвучало «Ни за какие коврижки!».

— Мы едем к кому-то домой?

Ольга дала новые указания водителю. Он свернул направо, на боковую улицу, потом поехал напрямик по какой-то немощеной дороге и выругался. Эта никудышная дорога связывала один микрорайон с другим. Такси катило по захолустным проселкам между высоких, каких-то голых многоквартирных жилых домов. Потом шофер остановил машину и что-то сердито пробурчал.

— Дойдем пешком, осталось немного, — сказала Ольга. — Можете ему заплатить.

Таксист схватил мои рубли и укатил, а мы направились к шестнадцатиэтажному дому мимо играющих детей и их родителей, которые подметали мостовую, свято чтя дух субботника.

На меня никто не обращал ни малейшего внимания. Подумаешь, какой-то мужчина в плаще идет вслед за двумя женщинами по грязному асфальту, мимо стен, размалеванных какими-то надписями, мимо разбитых окон, а потом входит в поломанную дверь и оказывается в проходе, где на щербатом кафельном полу стоят три детских коляски. Все равно, что в муниципальном доме где-то в Южном Лондоне или в Бронксе. Лифт, пострадавший от вандалов, все-таки действовал. Кабина была обита полированными деревянными панелями. На них были выцарапаны инициалы. Мы поднялись на верхний этаж.

— Извините, — сказала Ольга. — Я не могла дозвониться подруге по телефону. Сначала я должна с ней поговорить.

За истекшее время я успел вообразить, что меня привезли сюда, чтобы застращать и, наверно, ограбить. За дверью ждут три дюжих москвича. Они меня схватят, выпотрошат мне карманы, а потом завяжут глаза и выпихнут из машины где-нибудь на другом конце Москвы. Похищать меня не станут — здесь такими преступлениями не промышляют. Я спросил себя, нервничаю ли, и сам себе ответил: «Не без этого».

Увидев, что дверь нам открыла удивленная женщина с внешностью шлюхи, я слегка успокоился. Она была в халате, нечесаная. Оказалось, недавно проснулась — шел, напомню, пятый час вечера. Они с Ольгой немножко пошептались, и хозяйка нас впустила. Ее звали Татьяна. Она сердилась, что мы ее побеспокоили — когда мы пришли, она, не поднимаясь с постели, смотрела телевизор. Я попросил разрешения воспользоваться уборной, а заодно торопливо осмотрел квартиру. Немаленькая: четыре просторных комнаты, посередине холл с книжными полками. Все шторы на окнах были задернуты. Пахло овощами, лаком для волос и этим ни на что не похожим ароматом, которым все пропитывается в жилищах, где встают поздно: постельным бельем, потом и, так сказать, ножным благоуханием.

— Вы хотите чай?

Я ответил утвердительно, и все мы уселись на маленькой кухне. Татьяна вскипятила чайник и заварила чай, а заодно причесалась и накрасилась.

На столе лежали журналы: два старых экземпляра «Вог», «Татлер» и «Харперз Базар» за прошлый месяц. Увидев их в такой обстановке, я проникся к этим изданиям вечной — по крайней мере, тогда мне так показалось — ненавистью.

— Их мне привозит друг из Италии, — сказала Татьяна.

— У нее много иностранных друзей, — пояснила Ольга. — Поэтому я хотела вас с ней познакомить. Потому что вы наш иностранный друг. Хотите менять рубли?

Я сказал, что не хочу — не собираюсь ничего покупать.

— Мы можем вам кое-что найти, — сказала Ольга, — и вы можете дать нам американские доллары.

— Что вы найдете?

— Вами нравится Наташа. Наташе нравитесь вы. Почему бы вам не заняться с ней любовью?

Я встал и подошел к окну. Все три женщины не отрывали от меня глаз. Когда я посмотрел на Наташу, та с наигранной скромностью улыбнулась; ее ресницы затрепетали. Рядом стояла ее хозяйственная сумка с пачкой стирального порошка, завернутым в газету пучком свежего шпината, какими-то консервами, набором пластмассовых прищепок и упаковкой подгузников.