Шрифт:
— Ты так отлично выглядишь и так весела, точно уже овдовела и почуяла вкус свободы, — съязвила Марина, хмуро глядя на сестру.
Сестра Арина… Тьфу на нее!
— Макарыч начал без Славы беспрерывно впадать в непонятную меланхолию, — пожаловалась она. — Меня это прямо бесит. «Свой возраст ощущаешь по отношению к тебе врачей, — недавно заявил он. — В какой-то момент они перестают обращать на тебя внимание». Я ему говорю: «Зачем тебе врачи? Ты здоровее многих молодых. Докторов только удивишь своим появлением». А он талдычит свое: «Нужно обследоваться и наблюдаться. Пойду на диспансеризацию!» Старый дурак! Славка смеялся над ним. И любил.
Арина ненадолго замолчала.
Ее муж по-прежнему бегал в садике по утрам, исправно ходил каждый день на службу и горделиво носил откинутую назад голову. Старость пугливо обходила его стороной.
— Скажи, Марка… А ты действительно веришь, что Славик вернется?…
Марина зябко закуталась в шаль.
— Не верила бы, не сидела здесь… А ты что, не веришь?
Сестра опять помолчала.
— Это очень трудно, Марка… Но мне без Славы тоже тяжело… Я даже не представляла себе раньше, как привязалась к нему. Как к своему собственному ребенку…
— А почему ты не родила? — прямо, в лоб, спросила Марина.
Никогда раньше не отваживалась на этот вопрос.
— Дура потому что, — хмуро пробурчала сестра. Сестра Арина…
Глава 3
Во время своей первой беременности Марина все время слушала Вивальди. В ожидании счастья.
И восьмилетний Слава, услышав как-то Вивальди по телевизору, спросил:
— Мама, что это за музыка? Вроде не слышал раньше, а такое впечатление — что-то очень знакомое!
Что-то очень знакомое…
Муж Роман… Когда начался их разлад?…
— Тебя видели с женщиной!
Марина говорила трагическим шепотом, но смотрела с откровенным любопытством, широко распахнув удивленные глаза и откинув от лица темные шторки волос. Роману стало смешно.
— Откуда вестишки? Прискакала анонимка или брякнул неизвестный доброжелатель?
— Девки рассказали! Верные друзья! — объявила жена. — Ты пил с ней кофе. Все по уму!
Роман хмыкнул.
— Маленькое интервью позволишь? Всего-навсего кофе? Дык… Чего уж тут скрывать — пил! Ну и что? Это возбраняется, родная ты моя? Чай предпочтительнее? Дурью твои девки маются от скуки и безделья! Потому и за мужиками чужими подглядывают. Своих маловато.
— Но раньше ты никогда не ходил с бабами в кафе, — продолжала Марина. — Тем более вечером.
Роман вздохнул. Идиотизм ситуации заключался как раз в том, что жена нащупала болевую точку. Чисто случайно подметила и подсмотрела благодаря своим преданным до гроба подругам-хористкам. Подсознательно вычислила. У бабья нередко потрясающе тонко работает интуиция. Особенно по части себе подобных. И ни кофе, ни вечернее кафе здесь, конечно, ни при чем.
Роман переместился от стола на диван.
— Продолжим наше импровизированное интервью. Ты задумала ревновать? Родная ты моя! Я признателен тебе за это.
— Тебя?! — бездарно изобразила изумление Марина. — К кому?! К твоей останкинской башне? Девки сказали, она похожа на шагающий экскаватор!
— Либо одно, либо другое. Твоих защитниц губит пристрастие к безвкусным сравнениям и неразборчивость в выборе метафор. А ты повторяешь чужие глупости. Свои всегда удачнее, милее и ближе. Прислушайся к доброму совету умудренного жизнью человека. Впрочем, любящие тебя подружки в чем-то и где-то правы… Ау, старик Фрейд!
Роман задумался. Марина рассматривала его с прежним наивным и неослабевающим интересом. Словно муж открылся ей с новой стороны. Даже снова показался привлекательным и загадочным. Раньше она считала, что Ромка — этот корявый валенок — не способен на измену. А вот когда он перешел, усилиями жены, в турбюро, у него появились рандевушники. Марина это чувствовала. И не платонические…
Роман всегда западал на карманных, глазастеньких, с впавшими щечками. Лохматеньких, небрежных в одежде, быстрых. Лидуся была длинная, с безупречно причесанной головой и маленькими карими, чересчур зоркими, пронзительными глазками. Старалась плавно и красиво вышагивать на высоких каблуках, прибавляя себе лишние, никому не нужные сантиметры и противную манерность. Лидочка уверовала, что так она выглядит солиднее и внушает уважение. Чем она ему понравилась? Ложная от набоек на туфельках до кончиков размалеванных ногтей. Зачем он ее так усердно окучивал? С какого перепуга?
Роман задумался и перестал обращать внимание на жену. Даже на некоторое время забыл, что она находится в комнате. Почему он вдруг прилип к Лиде? Глоток свободы…
Впрочем, и не прилип вовсе. Просто… Что — просто? Совсем не просто. Ему неожиданно стало скучно. И он испугался.
Скучно было дома и на работе, хотя деньги за красивые глаза теперь нигде не платят. Тем более в турбюро, где Роман трудился уже не первый год. Именно там тоска казалась невыносимой. Лишь бы досидеть до положенного часа. И так каждый день… Он тосковал на улице, в раздражающе общественном транспорте и возле телевизора, вид которого вообще переносил с огромным трудом. Роман внезапно обнаружил, что не знает, о чем говорить с Мариной, с сыновьями, с мамой, требующей от сына телефонных звонков с подробно-детальным отчетом о жизни как минимум два раза в неделю, с друзьями, приглашающими то в кафе, то в бассейн.