Я развернулся на своем вращающемся стуле, пододвинул ближе пишущую машинку и вставил три листа бумаги с копиркой. Все отчеты, а тем более подписываемые заявления я всегда печатаю в трех экземплярах.

Остаток дня я провел за машинкой, с перерывом на обед и на телефонные звонки. В числе прочих позвонил Лон Коэн из «Газетт» с просьбой просветить его насчет убийства Бьянки Фосс. Сперва я пришел в недоумение — уж слишком быстро фараоны успели пронюхать про нашу встречу с Флорой Галлент. Но загадка скоро прояснилась: один из репортеров «Газетт» видел меня с ней в «Колонне», а Лон Коэн принадлежит к тем людям, которые уверены: если я появляюсь хоть в миле от человека, имеющего даже самое отдаленное отношение к убийству, значит, ищи Ниро Вулфа. Я признался, что в деле Бьянки Фосс мы мечтаем только об одном — как бы не оказаться в него замешанными. Тут я не погрешил против истины. За прошедшие годы я отпечатал дословно сотни длиннющих разговоров, даже состоявшихся недели и месяцы назад — мне это раз плюнуть, но на сей раз я не спешил, ведь сам Вулф пообещал подписать наши показания. К тому же он собирался их прочитать, а поскольку пребывал в капризном и раздраженном настроении, наверняка спал и видел, как назидательно сообщит мне, что сказал вовсе не «продолжительный, тяжелый и чрезвычайно дорогой», а «продолжительный, трудный и чрезвычайно дорогой». И мне придется перепечатать целую страницу. Поэтому я не торопился и допечатывал последний абзац, когда Вулф вошел в кабинет после дневного свидания с орхидеями, продолжавшегося, как всегда, с четырех до шести. Когда он взгромоздился в свое слоновье кресло, я отдал ему первые пять страниц, и Вулф погрузился в чтение. Поглядывая на него, я всякий раз убеждался, что хмурится он не больше обычного. Закончив печатать, я передал ему последнюю страницу, прибрал на столе и встал поразмяться.

Читал Вулф быстро. Дойдя до конца, он прокашлялся и мстительно произнес:

— Одно только. Разве я сказал: «непременно виновны»? Мне кажется, я сказал: «обязательно виновны».

— Нет, сэр. Сами знаете — вы обожаете слово «непременно». Вы наслаждаетесь, произнося его. Возможно, вы помните…

В дверь позвонили. Я выбрался в прихожую, включил наружное освещение и посмотрел в одностороннее стекло. Можно было не приглядываться: инспектора Кремера из Манхэттенской уголовки спутать с кем-либо невозможно.

Я просунул голову в кабинет и сказал Вулфу:

— Он.

Вулф поджал губы и с шумом выпустил воздух через ноздри.

— Я вижу, вы подписали показания, — заметил я. — Может, я приоткрою дверь на полдюйма, просуну ему бумаги и скажу, что это ему подарок от вас?

— Нет. Эти полдюйма могут сработать и в обратную сторону. Если он принес ордер, то просунет его тебе. Впусти его.

Я развернулся, отомкнул входную дверь, широко распахнул ее и радостно завопил:

— Вот это сюрприз! Инспектор Кремер! Мы так по вас соскучились. Заходите.

Он уже вошел. Когда я запер дверь и повернулся, он уже избавился от пальто и шляпы, небрежно бросив их на стул; когда же я повесил пальто на вешалку, а шляпу положил на полку — Кремер прекрасно знал, где их место, — он уже развалился в красном кожаном кресле и разглагольствовал.

— …и не говорите мне, что вы ничего не знали о готовящемся преступлении. И вы и Гудвин безусловно были в курсе происходящего. И что, вы поставили в известность полицию? Выполнили свой долг гражданина и лицензированного частного сыщика? Нет же…

Вулф сидел с закрытыми глазами. Я же, сидя за своим столом, наоборот, смотрел во все глаза. Для меня наслаждение — наблюдать, как входит в раж инспектор Кремер. Он и так крупный и краснорожий, а когда распаляется, кажется разбухает до неимоверных размеров, да и физиономия багровеет все больше и больше, приобретая сочный томатный оттенок.

Когда Кремер приумолк, чтобы перевести дух, глаза Вулфа открылись.

— Уверяю вас, мистер Кремер, ваши обвинения совершенно незаслуженны. Все это время мистер Гудвин провел за письменным столом, работая не покладая рук, чтобы выполнить свой долг гражданина и лицензированного частного сыщика. — Он приподнял листы бумаги. — Вот отпечатанные показания, подписанные нами обоими. После того как вы их прочитаете, мы ответим на все ваши вопросы, которые имеют отношение к делу.

Кремер не шелохнулся, Вулф — тем более; мне пришлось встать, взять со стола Вулфа бумаги и передать их Кремеру. Тот без единого слова благодарности вырвал их у меня, ожег испепеляющим взглядом Вулфа, пробежал глазами первые строчки, кинул злобный взгляд на меня и принялся читать. Бегло прочитав наши показания, он вернулся к началу и принялся читать снова, уже внимательнее. Вулф откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Я коротал время, следя, как меняется выражение Кремера. Дойдя до конца, он заглянул куда-то в середину, потом уставился на Вулфа.

— Стало быть, вы уже их подготовили, — заявил он без тени признательности в голосе.

Вулф открыл глаза и кивнул.

— Да, я рассчитывал, что мы тем самым сбережем себе время и избавимся от лишних хлопот.

— Верно. Вы, как всегда, предусмотрительны. Что ж, должен признать, ваши показания согласуются со свидетельством Флоры Галлент. Хотя это не удивительно, ведь она ваша клиентка. Это так?

— Пф! В наших показаниях ясно сказано, что у меня нет клиента.

— В том случае, если вы ничего не утаили, — процедил Кремер. — Вы ведь наверняка что-то скрыли?

— Да, — признал Вулф. — Многое из разговора мистера Гудвина с мисс Галлент. Он не имеет ни малейшего касательства к делу.

— Что ж, мы их, конечно, тщательно изучим. Нам важны любые мелочи… Например, когда вы услышали звук удара, было ровно полдвенадцатого?

— Строго говоря, самого звука удара мы не слышали, — возразил Вулф. — Отчет напечатал мистер Гудвин, но я его прочитал, и в нем не сказано ни слова о том, что мы слышали звук удара.

Кремер отыскал на девятой странице отчета нужное место и дотошно перечитал его.