— Мы учтем это завтра, если тебя снова приведут, — язвительно отозвался стражник. — Постараемся, чтобы ты остался доволен нашим меню.

— Надеюсь, ты доложишь о моей просьбе начальству, — буркнул Истон. — И передай, пусть в следующий раз внутри будет ломтик помидора.

Охранник промолчал.

Если не обращать внимания на то, что ему пожалели горчицы, всем остальным Джимми был доволен, особенно представлением, которое разыграл в суде. Перечисление былых преступлений напоминало исповедь священнику. «Каюсь, святой отец, грешен! Тридцать лет, или около того, я не был в церкви. Восемнадцать раз меня арестовывали, а в тюрьме я отсидел три раза — всего наберется двенадцать годков. А полгода назад я за неделю обчистил сразу четыре дома, но сглупил: попался на последней краже. Зато я приберег кое-что на всякий пожарный случай».

К священнику, разумеется, Истон не обращался, а выложил свой козырь про Олдрича одному следователю из прокуратуры. Вот почему теперь он не мотал срок в десять лет, а сидел весь при параде.

Джимми допил последнюю каплю кофе. Надо будет сказать этому умнику, который сегодня принес ему сэндвич (если, конечно, он завтра не сменится), что чашку можно выдать и побольше. «И соленый огурчик», — ухмыльнулся про себя Джимми. Он взглянул на циферблат на стене: почти час дня. Через полчаса вернется судья. «Встать, суд идет!» Может, лучше: «Встать, Джимми Истон идет»? Вечером сокамерники будут смотреть «Судебные кулуары» с его участием. Уж он-то постарается угодить им своим поведением.

Джимми поднялся и постучал по прутьям решетки.

— Хочу в сортир! — закричал он.

Ровно в полвторого он возвратился на трибуну. Опускаясь на стул, Джимми вспомнил наставления Эмили Уоллес: «Сидите ровно. Не закидывайте ногу на ногу. Смотрите прямо на меня. И ни в коем случае не заигрывайте с присяжными!»

«Но, по-моему, она нисколько не рассердилась на мою отсебятину, что я ни одной живой души пальцем не тронул», — рассудил Джимми. Напустив на себя серьезность, он поглядел на Эмили. Иногда она приходила на допросы в тюрьму с заколотыми волосами, а сегодня распустила их по плечам, но не кое-как, а гладко расчесала каждую прядь, так что волосы напоминали водопад. На ней был брючный костюм, густо-синий, как раз под цвет глаз. Да что там — красивая, стерва! Один кореш уверял, что эта баба если возьмется, то упрячет за решетку кого угодно, но сам Джимми ей не по зубам, это точно...

— Мистер Истон, знакомы ли вы с обвиняемым Грегом Олдричем?

При других обстоятельствах Джимми не задумываясь воскликнул бы: «А то!», но сейчас он почтительно и внятно произнес:

— Да, знаком.

— Когда вы познакомились с мистером Олдричем?

— Два с половиной года назад, второго марта.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с мистером Олдричем?

— Я зашел в «Винни на Бродвее». Это бар на Западной Сорок шестой улице, на Манхэттене.

— В котором часу это было?

— Примерно в полседьмого. Я заказал себе выпить, а посетитель, который сидел рядом, попросил пододвинуть к нему блюдо с орешками, что я и сделал, но сначала сам подцепил оттуда парочку соленых миндалин. Он сказал, что тоже их любит.

— Вы представились друг другу?

— Да. Я сообщил ему, что меня зовут Джимми Истон, а он назвался Грегом Олдричем.

— Мистер Олдрич присутствует в зале суда?

— Конечно, присутствует! То есть да.

— Не могли бы вы указать на него и кратко описать, во что он одет?

Джимми ткнул пальцем в направлении стола защиты.

— Он сидит посередине, между двумя другими. На нем серый костюм и синий галстук.

— Протокол засвидетельствует факт опознания мистером Истоном мистера Олдрича, — вставил судья Стивенс.

Эмили продолжила допрос свидетеля:

— Мистер Истон, вы первым заговорили с Грегом Олдричем?

— Скорее наоборот: Олдрич первый заговорил. Он уже принял на грудь...

— Возражаю! — вмешался Мур.

— Возражение принимается. — Судья Стивенс кивнул и обратился к Джимми: — Мистер Истон, отвечайте, пожалуйста, только на поставленный вопрос.

Джимми постарался изобразить на лице раскаяние.

— Ладно...

Тут он наткнулся на сердитый взгляд Эмили и поспешно прибавил:

— ...ваша честь.

— Мистер Истон, не могли бы вы передать содержание вашей с мистером Олдричем беседы?

«Вот он, — подумала Эмили. — Ключевой момент процесса».

— Ну, дело в том, — начал Джимми, — что мы оба пропустили по паре стаканчиков, мы оба были немного подавлены. Вообще-то я обычно не люблю вспоминать про тюрьму, сами понимаете, ничего приятного, но тогда я целый день искал работу и везде получил отказ. Вот я и признался Олдричу, что даже при большом желании такому, как я, трудно встать на правильный путь.

Джимми заерзал на стуле.

— А я этого очень хочу, — заверил он присутствующих.

— И как Грег Олдрич отреагировал на ваше признание?

— Сначала никак. Он вынул мобильник и набрал номер. Раздался женский голос. Когда женщина узнала, кто звонит, то распсиховалась. Начала так громко орать, что даже мне было слышно. Она просто визжала: «Грег, оставь меня в покое!» Потом она, скорее всего, отключила телефон, потому что подозреваемый показался мне явно на взводе, словно готов был каждого стереть в порошок. Он посмотрел на меня и сказал: «Моя жена. Убил бы ее!»