Через минуту они вернулись; Эмили бегло осмотрела улики, предоставленные обвинением, а Ричард Мур — улики со стороны защиты. Оба признали, что все на месте.

И в последний раз судья обратился к составу присяжных:

— Леди и джентльмены, вы предоставили голоса для вердикта, на этом ваше участие в процессе считается завершенным. Благодарю вас от всего судейского корпуса и прочих служащих, связанных с данным разбирательством. Вы потратили много сил. Должен уведомить вас, что по местным судебным законам ни одно лицо, причастное к данному делу, не имеет права вовлекать вас в обсуждение ваших прений по процессу, равно как и вашей роли в общем исходе дела. Также я не советую вам передавать посторонним людям подробности ваших дебатов. Не говорите во всеуслышание ничего, что не стали бы повторять в присутствии остальных присяжных. Позвольте еще раз поблагодарить вас. Вы свободны.

Присяжные поднялись, собираясь уходить, но в этот момент со стула вскочила Элис Миллз.

— А я вас не благодарю! — крикнула она. — Вы рассудили неправильно, вы все! Мою дочь застрелили и оставили умирать, истекая кровью, а ее убийцы нет сейчас в зале суда! Мой зять Грег невиновен! Он не убивал! — В порыве гнева она указала на Эмили. — Ваш свидетель солгал, и вам это известно! Вчера я все прочла на вашем лице. Вы были даже не в силах это отрицать. Вы наверняка понимаете, что это не процесс, а пародия, и ваше сердце полно стыда за участие в ней. Эмили, ради всего святого...

Судья Стивенс постучал по столу молоточком.

— Миссис Миллз, я глубоко разделяю вашу безутешную печаль и скорблю вместе с вами, однако я вынужден настаивать на соблюдении порядка. Позвольте присяжным спокойно покинуть зал суда.

Присяжные, немало впечатленные происшедшим, наконец, удалились. Эмили осталось последнее необходимое действие. Она встала.

— Ваша честь, мистер Олдрич обвинен по трем пунктам: незаконное вторжение, незаконное ношение огнестрельного оружия и убийство. Ему грозит пожизненное заключение. Ввиду этого обвинение считает возможным утверждать, что слишком велик риск побега. Финансовые средства у осужденного, несомненно, имеются. Обвинение ходатайствует об аннулировании залога.

Ричард Мур, с посеревшим лицом, тоже кое-что сказал. Осознавая шаткость своих аргументов, он все же обратился к суду с просьбой позволить Олдричу до вынесения приговора съездить домой, урегулировать нерешенные дела и позаботиться о судьбе своей дочери-сироты.

— Суд согласен с обвинителем в том, что слишком велик риск побега, — заключил судья Стивенс. — Мистер Олдрич должен был заранее предвидеть возможность обвинительного вердикта и сделать необходимые распоряжения накануне. Приговор будет зачитан пятого декабря в девять часов утра. Залог аннулируется. Мистер Олдрич будет взят под стражу.

Мертвенно-бледный Грег Олдрич спокойно повиновался приставу, велевшему заложить руки за спину. Наручники сомкнулись и защелкнулись на его запястьях, но лицо его даже не дрогнуло.

Олдрича увели из зала суда в камеру временного содержания. Напоследок в его память врезались две детали: крайняя обеспокоенность, написанная на лице Эмили Уоллес, и откровенно довольная улыбка прокурора Теда Уэсли.

Вечером того же дня, сославшись на усталость, Эмили не пошла в «Солари» отмечать победное завершение процесса. Она лишь сообщила Теду Уэсли, что хотела бы до его отъезда в Вашингтон пригласить его с супругой на ужин в ресторан. Эмили действительно чувствовала себя выжатой как лимон, но в любом случае не могла представить, как бы праздновала вердикт, оказавшийся роковым не только для Грега Олдрича, но и для его юной дочери, и для матери Натали.

«Вы наверняка понимаете, что это не процесс, а пародия, и ваше сердце полно стыда за участие в ней...» Вновь и вновь она прокручивала в голове обвинение, которое Элис Миллз в отчаянии выкрикнула в зале суда, и сочувствие к матери убитой актрисы мешалось у Эмили с гневом.

Слава богу, что все журналисты остались в зале, и к машине она направлялась одна.

«Я отдала этому процессу семь месяцев своей жизни, — думала Эмили. — Я лишь добивалась справедливости ради необыкновенно талантливого человека, подарившего массу радости стольким людям. И вот этот человек погибает у себя дома от пули незваного гостя... Мое сердце... Что может знать Элис Миллз о моем сердце? Да что я сама знаю о своем сердце? Оно даже не мое собственное... Мое настоящее сердце положили на хирургический поднос и отправили в отходы...»

Садясь в автомобиль, она ощутила, что больше не в силах сдерживать слезы, которые набегали на глаза с момента злобного выпада Элис Миллз. Один из репортеров в общем шквале обсуждений, возникшем после закрытия заседания, предрек ей: «Вас ждет популярность, Эмили. О вас будут много писать. До сегодняшнего дня я даже не догадывался, что вы перенесли пересадку сердца, — это я случайно подслушал. И еще я выяснил, что ваш муж погиб в Ираке. Мои соболезнования...»

«Боже, теперь моя биография просочится буквально повсюду, — размышляла Эмили. — Все эти сплетни по поводу сердца, собственно, меня мало волнуют. Эх, ждал бы меня дома Марк! Я бы что угодно за это отдала. С ним мне все было нипочем...»

Едва Эмили поднялась на крыльцо и открыла входную дверь, как неистовый собачий лай с веранды послужил ей лучшим приветствием и мигом поднял настроение. Она поспешила к своей питомице, мысленно благодаря Бесс за то безоговорочное обожание, с которым она относилась к хозяйке.

В пятницу вечером, через девять часов после объявления приговора, в эфир вышло шоу «В судебных кулуарах». Майкл Гордон начал его с показа драматических событий в суде, в том числе нервных вспышек Кейти Олдрич и Элис Миллз.