— Тем не менее вас утвердили не с первой попытки.

— По-моему, даже с третьей. Но Ельцин был четко ориентирован на мое продвижение. Он к тому же был внутренне согласен с этим выбором и поэтому настойчиво отстаивал на съезде мою кандидатуру. Тогда я был очень ему благодарен и был честен по отношению к нему до конца. Но он меня предал.

— Как попали в кадровую обойму?

— В середине 60-х я был избран секретарем комитета комсомола МГУ, а это 25 тысяч комсомольцев. Кстати, основное внимание комсомольских организаций уделялось не идеологической промывке мозгов, как часто пишут сегодня, а качеству учебы, участию в научных исследованиях, организации студенческих стройотрядов, культмассовой работе. Скажем, частыми гостями в ДК МГУ бывали Майя Кристалинская, Анна Герман, Расул Гамзатов, Махмуд Эсамбаев, Владимир Высоцкий, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский... Никакого зажима со стороны ректората или парткома мы, комсомольцы, не видели. Ректор МГУ академик Иван Петровский относился с большим уважением к комитету комсомола, нередко помогал материально в наших мероприятиях. Это, наверное, одни из самых счастливых лет в моей жизни. Часто приходилось выезжать с нашими студенческими делегациями за рубеж на разного рода совместные мероприятия с университетами, с которыми у МГУ были соглашения о сотрудничестве, или на международные студенческие конференции. Кстати, именно так в 1966 году я познакомился и с группой «Битлз».

— Да ну!

— Тем не менее. А познакомились мы на острове Зеландия, в Дании. Был слет реакционного, по нашей официальной версии, Координационного секретариата союзов студентов (МСК). Международный союз студентов, организованный соцстранами с центром в Праге, яростно воевал с МСК. Этот самый МСК и пригласил на свою конференцию делегацию студсовета МГУ.

Так вот, приехали мы, поучаствовали в дискуссиях. А вечером в рамках культурного досуга появляются эти самые «Битлз». Я что-то о них слышал, но они еще не были такими знаменитыми в то время — во всяком случае у нас в СССР о них знали мало. Исполняли они свои песни просто замечательно, и наша делегация пригласила их к себе, а жили мы в довольно скромных студенческих кампусах. Открыли свои чемоданы — там всяческие «сувениры» из Москвы. Угостили гостей на славу, весело время провели.

Поздно ночью они уехали. А под утро шум, грохот. Открываю — там отставной военный, как он отрекомендовался, комендант кампуса. Так вот, он говорит: «Опять твои друзья приехали!»

И действительно, «битлы» снова прикатили. Вся наша группа снова собралась, и мы их опять угощали...

В начале 1968 года, отработав два срока секретарем комитета комсомола МГУ, я с этого поста ушел, стал серьезно работать над кандидатской диссертацией по экономике Канады. После защиты приехал брат, а он был деканом истфака Грозненского пединститута (впоследствии университета), вместе с ректором. Говорят: «Давай на родину, в Чечено-Ингушетию». Подписал соответствующую бумагу: все, еду. Однако на следующий день меня вызывает первый секретарь ЦК комсомола Евгений Михайлович Тяжельников. Говорит: «Руслан, мы что, тебя здесь десять лет учили для того, чтобы ты в Чечено-Ингушетию поехал? Там без тебя разберутся, а ты нужен здесь. Завтра же выходи на работу в ЦК». И поручил мне разработать программы и учебники для экономического просвещения молодежи.

Вот так я и стал, как мне кажется, своим для московских интеллектуалов и правящего класса. Это были люди, преданные интересам государства, они искали достойных людей, поддерживали их и продвигали по карьере. Помнится, раза два при встрече Михаил Сергеевич Горбачев мне говорил: «Именно ты не дал мне с Крючковым уничтожить Ельцина, всякий раз уводил его из-под удара. И как это тебе удавалось?»

— Действительно, как? Скажем, в феврале 1991-го, когда Ельцин уехал в Ярославскую область и парламент решил его сместить?

— Этот случай был для меня полной неожиданностью. Я не знал, что накануне прошел закрытый пленум ЦК и с одобрения Горбачева был фактически подготовлен переворот с целью снятия Ельцина с должности председателя Верховного Совета РСФСР. Так вот, открываю заседание. Просит слова Светлана Горячева, одна из зампредов ВС, то есть Ельцина. Зачитывает заявление шести руководителей Верховного Совета, причем с указанием конкретной стратегии: в течение трех-четырех дней созвать внеочередной Съезд народных депутатов и поставить вопрос о смещении Ельцина. Отмечу, что основания были: их давал сам Ельцин, и большинство зала приветствовало это намерение. Ведь он не умел ладить с людьми, 30 лет партийной работы его ничему не научили. Многих раздражали и его война с Горбачевым, и многое другое.

Слушаю Горячеву, сверлит мысль: депутаты в любой момент могут убрать председательствующего на заседании и за минуту провести нужное решение. Лихорадочно соображаю: надо найти способ сохранить этот пост за собой. Мягко напоминаю: съезд закрепил за председателем Верховного Совета некоторые прерогативы, которые никто не вправе ставить под сомнение, в частности, роль председательствующего на заседаниях, функции которого в отсутствие председателя переходят ко мне. Поскольку в отсутствие председательствующего решения могут быть поставлены под сомнение, то давайте найдем правовое русло обсуждения этого важного вопроса. Так я пресек план по моему замещению, который, как оказалось, действительно имелся у некоторых депутатов.

Насколько помню, я сказал: «Вам не кажется, что все это похоже на попытку переворота? Председатель приедет — поставьте вопросы ему, а то создается впечатление, что парламентарии его боятся, действуют недостойно. Вы же знаете, съезды — это огромное мероприятие, требующее большой подготовки. Вы что, хотите, чтобы я провел оргподготовку за три дня? Это невозможно, нужен минимум месяц».

В общем, горячие дискуссии заняли время с 10 утра до 4 часов дня. В конце концов удалось расшатать позиции противников Ельцина, затем подготовить мягкое решение парламента. В окончательной версии в повестке съезда значилось обсуждение работы ВС и ситуации в России, а не отчет Ельцина, как было задумано первоначально. Так переворот и смещение Ельцина были предотвращены.

Знаете, я был человеком физически очень здоровым. Но в тот день впервые понял, что, как говорится, у меня есть сердце: оно дало о себе знать именно в период этого заседания. К тому же во время заседания меня постоянно дергали: «Руслан Имранович, тут Ельцин звонит»! Я думаю: стоит мне отсюда на минуту уйти, и все полетит в тартарары! А он все звонит и звонит — просит подойти к телефону. Потом вечером, после окончания заседания Верховного Совета, мы разговаривали по телефону. Голос его был растерянный, он в конце разговора сказал: «Руслан Имранович, моя благодарность не имеет предела. Вы меня спасли!»