А в душе Ральфа творилось что-то необъяснимое. Он делал все, что надо было делать в подобных случаях, но чисто автоматически. Душа его в этом не участвовала. Он чувствовал себя униженным непонятно за что и никак не мог смириться с этой мыслью. Хотя для взгляда посторонних ничего не было заметно. Как еще должен вести себя муж, когда его жена погибла таким именно образом? Понятно, что он переживает, а как человек сдержанный и сильный, не выплескивает свои чувства наружу. Правда, удивлялись, что приезжий похоронил свою жену здесь, да еще у замка, на заброшенном кладбище. Но это тоже его дело. Наверное, собирается часто приезжать сюда. На могильной плите были высечены слова: «Вирджиния де Брикассар». И все.

Вскоре после похорон дядя Рональд уехал к себе домой, звали дела, а Ральф еще с неделю оставался здесь. А потом и он уехал, но не в Нью-Йорк. Там он больше не мог жить и даже не хотел туда показываться. Никогда больше его не видели и в Кайворте. Откуда-то из Европы он прислал миссис Джексон короткое сухое письмо, в котором извещал о смерти ее дочери и указывал место, где она похоронена, на тот случай, если миссис Джексон или кто-то из родственников захотят навестить могилу Вирджинии. Но миссис Джексон ограничилась тем, что надела траур, и так до конца жизни в нем и пребывала, успешно освоив роль скорбящей матери.

Хижина на острове так и осталась во владении де Брикассара, но поскольку в ней никто не жил, она постепенно обветшала, а потом и вовсе стала непригодной для жилья.

Ральф долго путешествовал, пытаясь забыться, вычеркнуть из своей памяти все прошлое, связанное с Вирджинией. И это ему в конце концов удалось. В одну из своих поездок на охоту в Африку он близко сошелся со священником из колонии белых миссионеров, и в нем опять затеплилась мысль: не посвятить ли себя Богу? Та жизнь, которой он жил, больше не удовлетворяла его, она не принесла ему ничего, кроме разочарований. Единственной помехой было прошлое. «Хотя оно принесло мне столько страданий, — думал Ральф, — через них я очистился перед Богом». Ничего греховного не увидел в этом и дядя, епископ де Брикассар, когда Ральф поделился с ним своими желаниями. Конечно, он не рассказал о своей тайне, а женитьба Ральфа и его погибшая от несчастного случая жена не показались епископу таким уж непреодолимым на пути к Богу препятствием. Конечно, лучше, чтобы об этом никто больше не знал, поэтому, благословив племянника на путь священнослужителя и отправив его на учебу, епископ посоветовал Ральфу выбрать для служения какой-нибудь дальний приход, лучше в другой стране. Так Ральф де Брикассар и попал в Австралию.

Служение Богу придало его жизни новый смысл. Прошлое если и приходило к нему, то только в снах, когда он не контролировал свое сознание. Бывало, что он просыпался ночью в холодном поту, вздрагивая от отвращения: во сне ему виделись мерзкие клубки переплетенных тел, одно из которых непременно принадлежало Вирджинии.

В Дрохеду молодой священник Ральф де Брикассар попал вскоре после приезда и с тех пор часто заезжал туда. Старая, обрюзгшая миссис Карстон, хозяйка Дрохеды, привлекала его и вызывала любопытство своим острым злым умом и решительным, властным характером. Во всяком случае с ней было интересно беседовать и наблюдать, как в этой старой уродливой женщине бушует настоящий вулкан неутоленных страстей.

Ральфу было еще более интересно следить за этим чудовищным накалом человеческих страстей, потому что он чувствовал себя в полной безопасности. С Вирджинией судьба обрекла его на еще большее испытание, там он оказался в роли жертвы и, пережив страшное открытие, не захотел больше подчинять свое тело и душу низменным человеческим слабостям. Тем любопытнее было наблюдать за этим со стороны. Ральф сначала даже не понял, что Мэри Карстон играет с ним, как кошка с мышью. Чаще всего они беседовали на отвлеченные темы, но иногда темы бесед становились излишне вольными, а когда Ральф старался перевести разговор на другое, Мэри Карстон усмехалась и буравила его лицо тяжелым взглядом.

Однажды, когда они, как обычно, сидели в гостиной, Мэри, довольно ухмыльнувшись, спросила Ральфа:

— Вы часто бываете в Испании на могиле своей бедной жены?

Ральф как раз только отпил глоток чая и от неожиданности поперхнулся, внезапно ощутив себя так, словно он попал в пасть чудовищного зверя. С минуту, а может быть, и дольше Ральф сидел молча, не поднимая глаз. Потом аккуратно поставил чашку и с веселой усмешкой взглянул в заплывшие жиром глаза Мэри Карстон.

— Не часто, но бываю, — ответил он спокойно, все так же с отчаянной веселостью глядя на нее.

Очевидно, Мэри Карстон ждала другой реакции, но сдаваться все же не собиралась.

— Я почему спросила, — сказала она, не оправдываясь, а как бы уточняя, — вы тут распространялись насчет чистоты души и тела, которые необходимы всем, кто посвящает свою жизнь Богу… Насколько я знаю, католическое священство невозможно без целибата, в таком случае как понимать то, что вы скрыли свое прошлое и свой брак с Вирджинией Джексон?

— Разве я сделал хотя бы попытку уклониться от вашего вопроса или опровергнуть свой давний брак? — вопросом на вопрос ответил Ральф. — Люди по-разному приходят к Богу, на то они и люди. Кто-то решает посвятить себя Богу еще с детства, но это не значит, что он никогда не испытывает соблазнов, хотя бы в душе и в мыслях, и это в равной мере считается грехом, как и то, если человек реализовал свои соблазны физически. Главное, чтобы человек нашел в себе силы очистить свою душу и помыслы и только после того начал служение Богу.

— Вы считаете, что вы очистились? — спросила Мэри, и непонятно, чего больше было в ее вопросе: сочувственного интереса или издевки.

— Считаю, что да. — Ральф посмотрел на Мэри ясными глазами. — Во всяком случае мои помыслы чисты, да и свой брак на Вирджинии Джексон я не считаю греховным, он был необходим больше ей, чем мне. И вы это, наверное, знаете, если уж вообще узнали об этом. — Да-а, — протянула Мэри. — А вас не интересует, откуда я об этом знаю?