— Можно мы с тобой помолимся? — спросила Анна.

Я почувствовала, как по телу мамы пробежала волна тревоги. Наверное, она поразилась тому, что эти грешники смеют просить о совместной молитве.

— Конечно, — ответила я.

Анна — умная. Она хочет, чтобы наши семьи помирились, поэтому она попросила меня помолиться вместе. Она понимает, как много для нашей семьи значит Бог. И я знаю, что мама не станет думать о Терри совсем уж плохо, если та молится с нами, а Анна ведет себя так мило и любезно. По крайней мере, я на это надеюсь — и собираюсь и дальше просить Бога о помощи. Я хочу, чтобы моя семья разглядела, что Терри и Анна — хорошие люди.

Первой мы высадили Лекси, потом пришел черед Джеффри. Я сидела спереди, Джеффри — сзади. Перед тем как он собрался вылезать, я спросила его:

— Джеффри, все нормально?

— Ага, — ответил он. — Спасибо, что помогли мне. Спасибо, миссис Райтман.

— Пожалуйста, — сказали мы хором.

— Теперь все наверняка станут гадать, что со мной такое, — продолжал он.

— Не волнуйся. Я умею хранить тайны, — отозвалась я.

Джеффри открыл заднюю дверь, но все еще сидел в машине.

— Джес, я тебе кое-что хотел сказать. Ты не виновата в том, что случилось с Терраптом. Перестань себя этим мучить.

Слова Джеффри поразили меня. Я ведь действительно чувствовала себя виноватой. Это я подговорила Даниэль и Анну напасть на Питера, и в результате он бросил снежок.

— Тогда почему это случилось, Джеффри? — спросила я. — Помнишь, я говорила тебе, что все происходит неспроста, — но по-прежнему не знаю свое «зачем».

— Я тоже про себя не знаю, — ответил он. — Но незнание не делает тебя виноватой.

Мы замолчали. Мама тоже сидела молча. Я уставилась на свои руки, мечтая о книге, в которую можно было бы вцепиться. За неимением лучшего я принялась грызть ногти. Тут Джеффри снова заговорил:

— Но одну вещь, Джес, я знаю. — Он во второй раз назвал меня «Джес». — Ты мне помогла. Мне уже очень давно не с кем было поговорить. Спасибо.

Он вылез из машины и закрыл дверь. Отъезжая, мы увидели маму Джеффри, которая ждала его на крыльце. Она была не в пижаме, а в обычной одежде. Они обнялись.

Мы двинулись к себе, и у нас обеих на глазах стояли слезы. Я поняла, что и здесь не обошлось без мистера Террапта. Мы проехали совсем немного, когда мама прервала молчание:

— Джессика, мне надо сказать тебе кое-что. Это нелегко понять даже взрослому. Но я хочу, чтобы ты попробовала, хорошо?

Я кивнула и выпрямилась на сиденье, поправляя ремень безопасности.

— Я знаю, что тебя, как и многих твоих одноклассников, мучает вопрос, кто же виноват в том, что случилось с мистером Терраптом. Бедняжка Питер по-настоящему страдает, и, боюсь, помочь ему тут может только сам мистер Террапт. — Мама остановилась у знака «стоп» и посмотрела по сторонам.

— Так кто же в этом виноват? — спросила я. Мой голос звучал выше, чем обычно, должно быть, от волнения. Мама была спокойна. Она повернула налево и нажала на педаль газа.

— Мистер Террапт, — ответила она.

Я глядела в окно. Я не хотела этого слышать.

— Джессика, ты не обязана со мной соглашаться, и я знаю, что со мной согласится не каждый, но ты должна меня выслушать. Дай мне объяснить.

Медленно и неохотно я взглянула на нее. Я не хотела, чтобы она оказалась права.

— Спасибо, — сказала она. — Я говорила, что это будет непросто.

Мы остановились у светофора.

— Смотри, во всех этих историях с Питером в начале года, и с растительной смесью Люка, и с остальным озорством… — Мама сделала паузу. — Думаю, мистер Террапт пытался научить вас личной ответственности.

Зажегся зеленый, и мама нажала на газ.

— Но заплатить за это в конце концов пришлось ему же. В тот день он позволил вам играть и драться в снегу, надеясь, что вы не перейдете границ, — и ответственность за это он возложил на вас. Потому он и не стал вмешиваться.