Осипов Алексей Ильич
Шрифт:
А теперь? Открывается монастырь, практически, по одному принципу: "здесь раньше он был, даже и стены немного сохранились". Возглавлять их назначается молодежь, наиболее активная в практическом отношении, поскольку основная задача — восстановление материальное. Поэтому собираются там не вокруг духоносного старца (где их сейчас найдете, да еще в таком количестве?), а внутри стен. А поскольку восстанавливается множество монастырских стен, то и принимают в них почти любого — со многими вытекающими отсюда последствиями. Но разве можнопо количеству монастырей, храмов и даже количеству верующих судить об уровне духовной жизни Церкви?! Если с этим критерием подойдем к оценке духовности, то католическая церковь окажется во много раз духовней всех православных церквей вместе взятых. Это только в советский период успехи оценивались по количеству, а о качестве, о действительных результатах скромно умалчивали. Поэтому сомневаюсь, что у нас сейчас 500 монастырей. Их — совсем немного.
— Но прорабы и каменщики глобализации не ждут ведь, когда у нас появятся великие подвижники. Следовательно, нужно делать, что можем. К тому же места, где были монастыри — святые, ангелы-хранители не оставляют их, они помогают восстанавливаться.
— Во-первых, хотя и не обязательно, чтобы появились "великие", но чтобы подвижники — безусловно, ибо в этом существо монашества. Если о спасении каждый христианин должен заботиться, то монашество — это стремление к духовному совершенству. А его достижение невозможно без подвига. Возлагать же надежду на святые места и ангелов — это, по меньшей мере, наивно, а по существу — глубоко ошибочно. К сожалению, языческая идея побеждает у нас христианскую, и святую жизнь мы "благополучно" подменяем святыми местами. Сам Бог не может спасти нас без нас, а тем более места никому не помогут, если не будет правильной духовной жизни. Поэтому объединяться вокруг стен, мечтая, что стены помогут — это… Sapienti sat (понимающему достаточно).
Есть и другая сторона проблемы. Где духовники этих монастырей? Ведь если нет духовного наставника — нет монастыря. Хотелось бы знать, где эти 500 духовников? Можно их увидеть?
— В лавре, думаю, можно. Здесь, по крайней мере, есть.
— И, кстати сказать, все старцы остаются в лавре. Ни один не направлен во вновь созданные монастыри. Направляется в них, в том числе и в… женские, исключительно молодежь, а не духовники. Правда, интересно?
Вы говорили и о вновь созданных храмах, о новых духовных школах. Все это лишь средства в христианстве.
— А какова цель? В чем она?
— А цель в исправлении человека, в том, чтобы из нечестного, лукавого, злого, обманщика, вора и т. д. сделать способного любить другого человека. Вот — главнейшая задача христианства. Но посмотрите, чего ищет верующий народ? — Чудес, прозорливости, явлений, исцелений, т. е. того, что ищут и язычники. Мало тех, кто хочет узнать, как спастись, т. е. как избавиться от зависти, неприязни, лицемерия и т. д. Внутренний мир души, заповеди Евангелия мало кого интересуют. Это — показатель нашей духовности, а не количество монастырей, храмов.
— Но прошло только 10 лет, как народ стал возвращаться к вере. A это, по критериям даже лучших времен, срок новоначалия, ученичества.
— Это верно. Если духовная жизнь будет развиваться в верующих, а одним из важнейших показателей ее является благожелательство ко всем людям, то надежда на возрождение есть. В противном же случае никакое количество монастырей, храмов и школ не спасет нас, и мы никогда не выйдем из состояния новоначалия.
— И последний вопрос. Многие возлагают свои надежды о спасении Отечества на православные общественные движения. Сделав их мощными, к власти можно будет привести честных людей, даже президента православного избрать — и тогда все изменится?
— Если бы люди, окружающие нас, увидели, насколько христиане честны, как с ними надежно иметь дело, как они готовы бескорыстно помочь нуждающемуся и т. д.; если бы увидели, что христианство прекрасно, — все бы его приняли, все бы вошли в Церковь, ибо нет лучшего "движения", нежели Церковь.
Единственный способ, с помощью которого можно преобразить все, даже саму власть — это изменение духовного состояния нашего верующего народа.
Почему в начальном периоде христианство оказалось очень сильным? Потому что все видели и говорили: посмотрите, как они любят друг друга. Вот чем оно было сильно. И сейчас оно может стать таким, если только восстановит это.
Вот каким путем все еще можно изменить. Ибо здоровая духовная атмосфера от христиан постепенно расходилась бы дальше, и все шире становился бы круг людей, увидевших красоту христианства. Так происходило бы общественное оздоровление. А затем — и государственное. И Бог устроил бы нам власть наилучшую.
— То есть Господь еще может послать нам это устроение?
— Конечно. Дух творит себе формы. Вопрос лишь в том, какого духа готовы мы принять?
Беседу вел Александр Иванович Шпеко
Источник: "Русский дом", № 8, 2001.
Свобода христианина, свобода Церкви и религиозная свобода
Понимание свободы отличается значительным разнообразием смыслов. Здесь отметим три. Первое — метафизическое, когда под свободой подразумевается одно из самых фундаментальных свойств человеческой природы — свобода воли , выражающаяся во внутреннем самоопределении личности перед лицом добра и зла. Свобода воли является тем свойством, утрата которого приводит к полной деградации личности. Над этой свободой человека, по христианскому учению, не властен никто: ни другой человек, ни общество, ни законы, ни какая угодно власть, ни демоны, ни ангелы, ни Сам Бог.