Окубо-сэнсэй была большим знатоком понятия «ки», означающего «дух» или «универсальную силу». Мори вообще-то не очень верил во все это — слишком оно было смутным, слишком иррациональным.

Он закрыл глаза, размышляя о деле Хары. Того, конечно, убили. Причина? Ну что ж, теория Канэды, основанная на заговоре казалась все более правдоподобной. А кто исполнитель? По-видимому, человек в белом плаще, которого Мидори видела выходящим из лифта. Но его никто хорошенько не рассмотрел. Это — тупик.

Неожиданно Окубо-сэнсэй обхватила голову Мори, резко приподняла ее и свернула набок. Громко щелкнули шейные позвонки. Будь такое движение выполнено непрофессионально, позвоночник был бы навечно травмирован, а тело Мори парализовано.

Окубо-сэнсэй посадила его и прошлась руками по плечам и груди, вдавливая в мышцы большие пальцы. По телевизору, стоявшему над софой, показывали банальный скандал в мире шоу-бизнеса. Эксперты обсуждали любовную историю Юми-тян: почему она порвала с любовником, был ли аборт, состоялось ли ее ночное свидание с кем-то.

Мори, рассеянно глядевший на экран, вдруг замер. Юми-тян в окружении фотографов и поклонников выходила с пресс-конференции через вестибюль отеля «Сэйкю», и чуть в стороне от этой группы показалась фигура мужчины в белом плаще, идущего к телефонным кабинам.

— В чем дело? — спросила Окубо-сэнсэй. — Ваше «ки» усилилось.

— Вы творите чудеса, — сказал Мори.

Все эти выдумки насчет «ки», подумал он, натягивая рубашку, возможно имеют свой смысл.

Часом позже он уже был на телестудии и беседовал в отделе рекламы с вежливым господином Сада, помощником управляющего.

— Пресс-конференция закончилась в восемь часов, — сказал Сада. — Там работали три наших бригады: в зале, в вестибюле и у стоянки машин.

— Значит, все заснято? — спросил Мори.

— Правильно. Что именно вас интересует?

Круглое, с мягкими чертами лицо Сады не выказало особого любопытства. К нему то и дело обращались с просьбами, порой весьма странными.

— Это касается Юми-тян, — бесстрастно проговорил Мори. — У меня есть все кадры с ее участием, я переписал все фильмы, в которых она снималась. Она такая… такая свеженькая и обаятельная. Вы знаете, она мне снится!

— Да, — задумчиво сказал Сада, — у нее много поклонников в летах.

— Как насчет свежих записей… Нельзя ли их просмотреть?

— Боюсь, это невозможно, — ответил Сада, качнув головой. — Боюсь, они уже стерты. Советую, если это действительно так вас интересует, связаться с ее менеджерами. У них хранятся все копии.

— Мне это жизненно необходимо, — сказал Мори. — Большое спасибо за советы и помощь. Не могли бы вы дать мне на всякий случай вашу визитную карточку?

Деятельность Юми-тян направляла кинокомпания со штаб-квартирой в зеркальном здании в Харадзюку. В центре вестибюля стояла ее статуя — Юми-тян в полный рост. Ее лицо улыбалось с плакатов на стене и со значков на лацканах форменной одежды персонала. Ее голос выводил хит в лифте.

Мори вручил визитную карточку Сады секретарю в приемной. Девушка почтительно поклонилась, провела его в боковую комнатку и принесла чашечку зеленого чая. Через некоторое время появилась женщина, которую Мори мгновенно узнал. Теперь у нее была прическа «под мальчика», рот стал шире, а подбородок тяжелее. Ей было под тридцать, но ее лицо свидетельствовало о многих трудно пережитых годах.

Лет двенадцать назад это лицо — в то время девически нежное, с аккуратными ямочками на щеках, мелькало на экранах национального телевидения. «Персиковые сестры» — Руми и Коко — восемнадцать месяцев были драгоценной собственностью шоу-бизнеса, их программа шла по пять вечеров в неделю, они снимались в большом кино, участвовали в мультипликациях, выходили пластинки, рекламные ролики… Высокие до визга голоса, скандирующие бессмысленные слова, ритмично дергающиеся фигурки, округлые бедра во весь экран и трясущиеся свежие груди — это запомнилось.

Что потом? Мори воспроизвел в памяти «прощальный концерт» и трогательную до слёз пресс-конференцию, на которой «Персиковые сестры» объявили, что уходят со сцены, чтобы снова стать обычными девушками. Им было уже лет по девятнадцать — возраст ветеранов в их положении юных певичек, привлекающих публику непосредственностью и обаянием юности… Потом неудачное возвращение на сцену с новым, «взрослым» репертуаром, несколько номеров разговорного жанра, несколько браков и разводов, о которых скупо сообщали бульварные газеты. Больше практически ничего.