— Хорошо, Гарри. Тогда я могу уделить ей больше времени. Нам с вами тоже необходимо выкроить время, чтобы поговорить. О Мэдди, а потом — и о вас.

— Хорошо, мы так и сделаем. Она там? Можно мне с ней поговорить?

— Одну минутку.

Через несколько секунд в трубке зазвучал голос Мэдди.

— Папа?

В одном слове она передала всю гамму чувств: удивление, недоверие, неоправдавшиеся ожидания.

— Я знаю, детка. Извини, что так получилось. Кое-что произошло, и мне надо этим заняться. Побудь пока с доктором Инохос, а я подъеду как только смогу.

— Хорошо.

В ее голосе прозвучало нескрываемое разочарование, и Босх опасался, что это только начало.

— Ну пока, Мэд. Я тебя люблю.

Он закрыл телефон и убрал его.

— Я не хочу говорить об этом, — заявил он, прежде чем Чу успел задать вопрос.

— Ладно.

В потоке машин открылся просвет, и они доехали до Вениса меньше чем за полчаса. По дороге Босх принял еще один звонок — на сей раз, как и ожидалось, от Холлера. Тот сообщил Гарри, что гонконгская полиция не будет больше ему докучать.

— Значит, на этом все?

— Они будут на связи по поводу передачи тебе тела жены, но только и всего.

— Что с Суном Йи?

— Они утверждают, что его сейчас освобождают от допросов и ему не будет предъявлено никаких обвинений. Тебе, конечно, надо будет самому с ним связаться, чтобы удостовериться.

— Не беспокойся, свяжусь. Спасибо, Микки.

— Обычное дело.

— Вышли мне счет.

— Нет, мы с тобой квиты. Вместо этого давай лучше познакомим наших дочерей. Ты ведь знаешь, они почти одного возраста.

Босх помедлил в нерешительности. Он знал, что Холлер просит о большем, чем просто вежливое знакомство между двумя девочками. Холлер был сводным братом Босха, хотя пути их впервые пересеклись лишь год назад, при распутывании одного дела. Подключение дочерей предполагало и более тесные контакты между отцами, а Босх был не уверен, что созрел для этого.

— Когда настанет подходящий момент, мы это сделаем, — ответил он наконец. — Ей предстоит завтра отправиться в школу, и я должен помочь ей освоиться.

— Звучит убедительно. Береги себя, Гарри.

Босх закрыл телефон и сосредоточился на поисках дома, где проживал Генри Лау. Улицы этого жилого района на южной окраине Вениса располагались в алфавитном порядке, а посему улица Квартердек располагалась рядом с бухтой и районом Марина-дель-Рей.

Пригород Венис был районом проживания богемы с высоким достатком. Здание, где квартировал Лау, было одним из современных сооружений из стекла и бетона, с лепниной, быстро вытеснявших маленькие бунгало и коттеджи, что когда-то усеивали побережье. Босх припарковался в переулке поодаль, они вышли и зашагали назад.

Дом представлял собой комплекс-кондоминиум, и на его фасаде имелись вывески, предлагающие на продажу две жилые секции. Войдя через стеклянные двери, они остановились в маленьком вестибюле с внутренней дверью и домофоном. Босху вовсе не хотелось нажимать кнопку одиннадцатой квартиры. Если Лау узнает, что полиция находится у парадных дверей, то может сбежать через любой пожарный выход.

— Как будем действовать? — спросил Чу.

Босх стал нажимать кнопки других квартир. Они терпеливо ждали, и наконец на один из звонков откликнулся женский голос:

— Да?

— Полиция Лос-Анджелеса, мэм, — объявил Босх. — Можно с вами поговорить?

— Поговорить? О чем?

Босх досадливо покачал головой. Были времена, когда такого вопроса ему бы не задали. Дверь бы немедленно отворилась.

— Это по поводу расследования убийства, мэм. Могли бы вы открыть дверь?

— А вы не могли бы поднести свои жетоны к видеокамере? — спросила женщина.

Босх не сообразил, что тут есть камера, и огляделся.

— Вот, — указал Чу на маленький глазок в верхней части кнопочной панели.

Они поднесли к глазку свои жетоны, и вскоре внутренняя дверь зажужжала. Босх отворил ее.

— Я даже не помню, из какой она была квартиры, — сказал он.

Дверь вела в общий дворик под открытым небом. В центре находился маленький бассейн, и здесь же располагались входы во все двенадцать жилых секций — по четыре с северной и южной сторон и по два — с западной и восточной. Одиннадцатая секция находилась на западной стороне — это означало, что окна квартиры выходят на океан.