Он вернулся к списку и, двинувшись по нему дальше, нашел нечто, на его взгляд, полезное, лишь дойдя до буквы «Т». Там был раздел, относящийся к Туен Муну, где содержался только телефонный номер.

Сун тем временем въехал в длинную узкую аллею парка, тянувшегося вдоль реки и под мостом. Босх поднес телефон к его глазам.

— Я нашел один номер. Он находится в разделе «Туен Мун». Единственный номер, приведенный без имени.

— Зачем бы ей он понадобился?

Босх подумал с минутку, пытаясь связать одно с другим.

— Не знаю.

Сун взял у него телефон и внимательно посмотрел на экран.

— Это сотовый номер.

— Откуда ты знаешь.

— Он начинается с девятки. Это маркировка сотовых номеров в Гонконге.

— Ну и что нам с ним делать? Он идет под рубрикой «Туен Мун». Быть может, он принадлежит типу, похитившему мою дочь.

Сун уставился сквозь ветровое стекло на реку, словно пытаясь найти ответ и предложить какой-то план.

— Мы могли бы отправить ему текстовое сообщение, — сказал он. — Может, он нам ответит.

Босх кивнул.

— Да, стоит попробовать его заморочить. Может, вычислим место, где он обитает.

— Что такое «заморочить»?

— Запутать, заманить в ловушку. Одурачить. Действовать так, будто мы его знаем. Попытаться договориться о встрече. И так он выдаст нам свое местонахождение.

Сун размышлял над услышанным, продолжая глядеть на реку. Какая-то баржа медленно двигалась в сторону моря. Босх начал думать над альтернативным планом. Возможно, Дэвид Чу, оставшийся в Лос-Анджелесе, мог бы определить по этому номеру имя человека и его адрес.

— Он может узнать номер и понять, что это ловушка, — заметил Сун. — Нам надо использовать мой телефон.

— Ты на это согласен? — спросил Босх.

— Да. Я думаю, сообщение должно быть написано на традиционном китайском. Чтобы замаскировать ловушку.

Босх кивнул:

— Верно. Хорошая мысль.

Сун вынул свой мобильник и спросил у Босха номер. Он открыл текстовое поле, но тут же остановился и вопросительно взглянул на напарника:

— А что писать-то?

— Ну, надо придать сообщению характер срочности, безотлагательности, создать впечатление, что в его же интересах нам ответить, а затем с нами встретиться.

Несколько минут они обсуждали эту идею во всех аспектах и наконец составили текст, достаточно простой и четкий. Сун перевел его на китайский и отправил. Текст гласил: «Есть проблема с девушкой. Где мы можем встретиться?»

— О'кей, будем ждать ответа, — резюмировал Босх.

Он решил не привлекать к этому делу Чу, пока не возникнет прямой необходимости.

Босх посмотрел на часы — два часа пополудни. Он находился в Гонконге уже девять часов, но был столь же далеко от своей дочери, как и будучи по другую сторону Тихого океана, на расстоянии многих тысяч миль. За это время он навсегда потерял Элеонор, а вот теперь, следуя тактике выжидания, вынужден бездействовать, а это порождало лишь мысли о вине и потере, ничего не давая взамен. Он уставился на телефон в руке Суна, надеясь увидеть скорый ответ на отправленное сообщение.

Но ответа не было.

Минуты ожидания текли медленно, под стать проплывающим по реке лодкам. Босх старался сосредоточиться мыслями на Пенг Квинкцае и на том, как вовлекли в похищение дочери полицейского. Конечно, были в этом деле моменты, ускользавшие при отсутствии полной информации от понимания, но в то же время прослеживалась и хронологическая последовательность событий, поддающихся сопоставлению. И размышляя над этим, Босх в очередной раз убеждался в том, что первопричиной были его не во всем продуманные действия.

— Все так или иначе замыкается на мне, Сун Йи. Я совершил ошибку, повлекшую все дальнейшие события.

— Гарри, нет смысла…

— Нет, погоди. Только выслушай меня. Я должен рассказать тебе обо всем, так как ты можешь заметить здесь что-нибудь, чего я в упор не вижу.

Сун ничего не ответил, и Босх продолжал:

— Все это началось с меня. В Лос-Анджелесе я расследовал одно дело, где была замешана триада. В момент растерянности я попросил дочь расшифровать китайские иероглифы на татуировке убитого. Я послал ей их снимок. Я сказал, что это дело связано с триадой, и она не должна кому-то показывать эту татуировку или с кем-то об этом болтать. Но это была моя ошибка. Посвящать в такие дела тринадцатилетнюю девочку — это все равно что прокричать об этом на весь мир. Она тусовалась с Пенгом и его сестрой, находившимися на другом конце этой цепочки. Вероятно, ей захотелось произвести на них впечатление. Она рассказала им о татуировке и о расследовании — и оттуда все началось.