Таковы вкратце основные концептуальные подходы к вопросу, измученному экспертами и, как видится, не имеющему перспектив к разрешению в рамках действующей управленческой стратегии.

 * * *

Теперь поговорим о правоохранительной системе.

Устоялось мнение, что толчком к началу реформы МВД послужило трагически известное дело сумасшедшего майора Евсюкова. Воистину, если бы такой майор не состоялся, его следовало выдумать. Удивительно, что накануне реформы ЖКХ не возник в каком-нибудь супермаркете пьяный сантехник, убивший несколько человек обрезком трубы.

Более двадцати лет обыватель живет, зажатый в своеобразные трехсторонние тиски между криминалом уголовным, криминалом чиновничьим и криминалом властным. Более двадцати лет политики всех направлений размазывают по тарелке кисель рассуждений о необходимости реформирования правоохранительной системы, не прекращая одновременно притапливать эту систему в выгребной яме антипропаганды. Более двадцати лет в сознание толпы всеми средствами психологического воздействия внедряется представление о бандитах-милиционерах, продажных и развратных прокурорах, коварных и бесчестных чекистах, трусливых и беспринципных судьях. На протяжении двух десятилетий в психоинформационном поле страны визуализируется и материализуется энергонасыщенный кластер коллективной мыслеформы, обеспечивающей накопление энтропии в системе на энергоинформационном уровне. Принцип Ле-Шателье — Брауна начал реализовываться в системе, как и полагается, в самом начале воздействия на нее, а именно — в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Начальный этап реализации выразился сначала в массовом оттоке из органов наиболее квалифицированных специалистов с последующим перетеканием их в криминальные и полукриминальные структуры, а затем — в заполнении вакансий кадрами, соответствующими по своим морально-психологическим и деловым качествам существу сформированной обществом мыслеформы. Таким образом, процесс состоялся в соответствии с законами синергетики и за два десятилетия изменил качественное состояние системы сообразно условиям равновесия. Почему именно история с Евсюковым послужила поводом для декларации давно уже анонсированного спектакля, остается только догадываться, однако «реформа», о которой так долго говорила общественность, свершилась.

С. Кара-Мурза считает, что основным объектом идеологии любого государства является символ стража порядка. Идеология, укрепляющая государство, стремится к созданию общего благоприятного образа. Достаточно вспомнить хотя бы литературных героев и кинематографические образы милиционеров, созданные в советский период. Если же идеология направлена на разрушение государства, она рисует то, что мы видим на экранах все последние годы, не забывая, однако, вкраплять в общую канву «чернухи» образы отдельных «честных ментов», которые еще ярче оттеняют и сгущают общий кошмарный фон.

На заре перестройки в моду вошли фильмы, закрепляющие в сознании представление о милиции как о самом бесчеловечном и жестоком типе полиции — в противовес полиции американской, где что ни коп, то герой. Нет смысла спорить, что в те времена не было эксцессов. Они были. И пьяных в вытрезвителях обирали, и почки могли отбить при дознании. Но это были именно эксцессы. От милиции не шарахались в темных подворотнях, в отделения шли без боязни и с любой ерундой, участковых знали в лицо и по имени-отчеству. Гаишники штрафовали водителей на один рубль только в крайних случаях, обязательно по квитанции и в основном — в Москве. Менталитет сотрудника был совершенно иным. Он не был противопоставлен обществу, не был изгоем и пугалом, он был частью целого.

Новая идеология, породив паразитическую мыслеформу, в кратчайшие сроки переместила всю систему за грань добра и зла, отделив ее, таким образом, от остального общества. А там, за этой гранью, как и положено, — епархия криминала, частью которого в общественном сознании и стала милиция. Если бы дело ограничивалось одной идеологией, это еще можно было бы списать на издержки смутного времени, но оставить людей, облеченных полномочиями и оружием, на запредельно ничтожном жалованье, которое к тому же и платили не всегда, — это уже не списывается ни на какие издержки. Это прямая и целенаправленная диверсия. Именно тогда ряды бандитских группировок стали пополняться бывшими сотрудниками, а освободившиеся вакансии заполняли те, кто рассчитывал полномочиями и оружием добрать с лихвой недоданное государством. Любопытно, что ту же политику проводил Д. Дудаев при формировании своей «шариатской» милиции. Он им зарплату вообще не платил, официально переведя на самообеспечение, и, таким образом, в точности повторил управленческую стратегию своего духовного наставника — Ельцина. Так в стране был создан принципиально новый тип преступного мира.

С. Кара-Мурза пишет: «Речь идет о преступном мире, который всегда играл важную роль в жизни России, но обрел почти «классовое» сознание и организацию в последние 30-40 лет (работа середины 1990-х. — Г. Е.). Тот преступный мир, который сегодня пришел к власти, — явление новое, XX века. Он начал складываться при разрушении традиционного уклада еврейских местечек, кавказских клановых общин, русского воровского «цеха». Сегодня хорошо описана преступность западного гражданского общества, возникшая в результате буржуазных революций. И мы видим, что нынешний преступный мир России имеет совершенно иной тип. Объяснять различия трудно, пока наш культурный слой не пожелает узнать, чем вообще Россия отличается от Запада как тип цивилизации.

Еще предстоит исследовать процесс самоорганизации особого, небывалого союза: уголовного мира, власти (номенклатуры) и либеральной части интеллигенции — той ударной силы, которая сокрушила СССР. Признаем хотя бы сам факт: такой союз состоялся, и преступный мир является в нем самой активной и сплоченной силой.

И речь идет не о личностях, а именно о крупной социальной силе, которая пришла к власти. Хотя она рядится в буржуазию (и ее даже торопятся признать таковой наши марксисты), это — особый социальный и культурный тип.

Несостоятельны надежды на то, что через одно поколение потомки воров превратятся в благопристойных буржуа, как бандиты США. Преступники гражданского общества не образуют сословия со своей культурой и этикой, они — «ассоциация индивидуумов». У нас — другое, и сословные рамки преступного мира жестки, они его устойчиво воспроизводят и тем более будут воспроизводить, когда это сословие у власти и собственности.

Конечно, преступная государственность может существовать лишь короткий исторический срок. Кланы и группировки неминуемо начинают грызться, как пауки в банке, — начало этого мы уже наблюдаем. Но пока они друг друга перегрызут, они Россию совершенно истощат».