– Но фамилия…

– А предки наши еще в XVIII веке носили двойную фамилию, сохраняя верность двум древним семьям. Потом, уж и не помню, на каком витке истории, осталась от фамилии одна половина…

– Неужели не разобрались там, в Петрочека?

– Разобрались бы, конечно, но, во-первых, спешили – Зиновьев торопил Агранова, который вел то дело… Ну и во-вторых, среди чекистов оказался бывший поручик, недоучившийся гимназист, который по причудливому стечению обстоятельств получал на фонте своего «Георгия» вместе с начальником разведки Брусиловской армии… полковником Миловановым. Характерную бравую внешность выпускника Пажеского корпуса он запомнил, а на фамилию тогда внимания не обратил. Он и подтвердил: «Знаю я, говорит, товарищи, этого полковника. Если бы не он, нам тогда с немцами было бы не справиться. Грамотный человек, и отчаянной храбрости…»

– Освободили?

– Не сразу. Но смертельная волна над головой уже прошла [3] .

– Ишь, какая у вас двойная жизнь. И тебе Милованов, и тебе Миловидов.

– И ничего удивительного: я по гороскопу – Близнец. У меня все в двойном варианте. И профессий, как минимум, две. И докторские две защитил – по истории и искусствоведению, и детей двое, жена вот только одна. Как говорится, возможны исключения.

– А драгоценные камни? Сколько среди них «любимых»?

– Два! – рассмеялся хозяин.

– Какие же?

– Корунды и изумруды.

– Так разве ж корунд – драгоценный камень?

– Еще какой! Между прочим, и рубины, и сапфиры – это корунды. Корунд – слово индийское, а русское слово для них одно: яхонт. Помните из сказок и былин это слово?

– Еще бы, в сказках самое распространенное.

– Между прочим, корунды-яхонты еще и потому во всякие сказки попадали, что имеют из всех, наверное, драгоценных камней наибольшее количество вариантов окраски – от совершенно бесцветного и белого, до красного, синего, зеленого, желтого и фиолетового. У ювелиров известно более пятидесяти вариантов цвета корунда.

– Собираясь на встречу с вами, я узнала, что в коллекции Горного института – корунды сорока цветов и оттенков только с одного острова Цейлон.

– А, разоблачили себя… А то прикинулась первоклассницей. «А что такое корунд, профессор?» – рассмеялся Милованов-Миловидов.

– И все же, я не совсем понимаю разницу между рубином и сапфиром, – они, выходит, оба корунды?

– Да, но рубин – красный корунд, а сапфир – синий.

– Тогда сразу, если не возражаете, ограничим разговор только рубинами.

– Химические подробности Вас интересуют?

– Мало.

– Тогда опустим их. Что вам как криминалисту нужно знать? Способы подделки?

– В другой раз.

– Наиболее комфортные варианты незаконного перемещения через границу? Методики определения следов рубинов? Имею в виду…

– Знаю, знаю – есть методики, позволяющие точно определить: были ли в тайнике рубины или нет.

– Опускаем. Запаха рубины не оставляют, как героин, например, но следки, как говорят следователи вашего ведомства, оставляют. Таблицы определения ценности камней в зависимости от размеров, способов огранки, думаю, вы тоже видели. Тогда что?

– История.

– История наиболее крупных камней?

– Шире! Насколько цена камня зависит от исторического прошлого? И самое главное: правда ли, что от истории камня зависят его, якобы, некие «волшебные», или скажем точнее – неизученные свойства?

– Ишь куда копнула, простой милицейский криминалист. Это тема опасная…

– Для кого? Для криминальных авторитетов, которые могут интересоваться такими «камнями с прошлым»?

– Если бы речь шла только о них…

Профессор встал и подошел к окну. В прозрачном августовском воздухе хорошо просматривался берег Строгинской дельты и даже противоположная сторона – крутой спуск к рекe со стороны улицы Живописной.

– Опасная это тема…

– Есть примеры?

– Есть опыт консультирования очень разных людей по вопросам малоизвестных особенностей драгоценных камней.

– Не напугали.

– Тогда приступим…

Анна Алексеевна Батюшкова, урожденная баронесса Корф, спать старалась как можно меньше: ей казалось, что, сокращая время сна, она продлевает жизнь. Жизнь баронесса любила, хотя последние девяносто пять лет та не отвечала ей взаимностью.

Годы до октябрьского переворота 1917 пронеслись как короткий и прекрасный сон, а потом были лишь нескончаемые испытания и унижения. Отец, добрейший Алексей Игнатьевич, один из лучших в Петербурге начала XX века отоларингологов, был обвинен в государственной измене: посмел оказать медицинскую помощь юному офицеру, чудом выбравшемуся из разгромленного войсками Тухачевского города-крепости.