Шрифт:
Холоп, обиженно шмыгнул разбитым носом, пожал плечами: нам, мол, не докладывают! — и принялся наливать воду. Тимофей, потрогав ее рукой, крякнул и полез в корыто. Помылся не в пример хуже, чем в русской бане или в руках Витуси… Вспомнив о девке, Тимоха загрустил. Принял из рук хлопа полотенце, потом чистое нижнее белье и перебрался на постель. Она хоть и в крови, но не такая уж и грязная. Все лучше, чем топчан…
— Одежда чистая есть? — поинтересовался Акундинов у холопа, имя которого он до сих пор не знал.
— Есть, пан Иоанн, — ответил парень, суетливо метнувшись в угол к сундуку. — Вот, — радостно сообщил он, откинув крышку. — Все чистое!
— Тьфу ты! — плюнул в сердцах Акундинов, разглядывая свою старую одежду, купленную у деревенского лавочника. Но другого выбора не было. Второй пары платья старый жид ему сшить не соизволил. Напуганный лакей стоял как вкопанный, вжимая голову в плечи и ожидая новых ударов. Однако их не последовало. Тимофей, выругавшись, стал влезать в нелепые штаны, ставшие узкими, и цеплять поверх них еще одни.
— Кушать сюда подать или в зал пройдете? — угодливо спросил воспрявший духом хлоп, собирая раскиданную одежду.
— Сюда неси, — распорядился Акундинов и добавил: — Секретаря моего разыщи.
Костка как чувствовал, что его ждут. Не успел еще холоп выйти, а он уже тут как тут. И не один, а вместе с паном Юзефом.
— Здрасьте, — буркнул Акундинов, кисло посматривая на обоих.
— Приветствую вас, пан Иоанн, — раскланялся шляхтич, оставаясь, впрочем, равнодушным. — Рад, что вы с нами.
«Вот гад, — подумал Тимоха. — Будто бы не ты меня в темницу-то отправил».
— Здравствуй, Иван Васильич, — ласково поприветствовал друга Конюхов, не забыв его нового имени. — Как ты, господин мой? Все ли в порядке?
Костка выглядел так, будто сам сидел в темнице не меньше месяца, — всколоченный, словно леший и мятый, будто старая кожа, да еще и весь в клочках липкой паутины…
— Весь подвал-то выпил или нет? — усмехнулся Тимофей.
— Ну разве за один присест такой погреб выпьешь! — вздохнул Костка. — Тут, господин наместник, постараться нужно.
— Панове, — нетерпеливо вмешался пан Юзеф, — давайте ближе к делу перейдем. Итак, пан Конюшевский, вы считаете, что девка была убита кем-то другим, а не вашим паном?
— Истинно так, — кротко согласился Конюхов, осеняя себя крестным знамением.
— Пан Станислав приказал, чтобы вы провели нужное расследование, а потом ему доложили о результатах.
— Как будет угодно ясновельможному пану, — кивнул Константин, — весь сыск проведем в лучшем виде. Только вот… — замялся он.
— Что только, пан Конюшевский? — нахмурился Юзеф.
— Только винца ему поднести треба, — догадался Тимоха и посоветовал: — Но лучше бы пока не наливать.
— Пан Станислав тоже так считает, — покрутил ус шляхтич, — хотя запрета на вино он не отдавал. Это ваш шляхтич, пан Каразейский, вам и решать…
— Пока не докажет, что это не я Витусю убил, не наливать! — отрезал Акундинов, за что и удостоился Косткиного слезливо-печального взгляда, в котором прямо-таки читалось: «За что?!»
Но жалостливый взгляд не подействовал ни на пана, ни на Тимоху, поэтому, вздохнув, как будто его на каторгу отправляют, Костка принялся за дело.
— Юрасик, — повернулся он к холопу. — Постель не меняли? — Хлоп, который не успел уйти и стоял теперь как вкопанный, только кивнул, боясь сказать что-нибудь не то: — Вот, стало быть, ежели девка была тут убита, то сколько бы крови-то на постель-то натекло? Как думаешь, пан Юзеф?
— Много, — коротко ответил понятливый пан.
— А тут? — откинул в сторону Конюхов простыню и одеяло. — Только-только испачкано. Так кровь-то куда делась?
— Ну, может, в одежду впиталась, — предположил пан, но вспомнил: — Хотя она же в одной рубахе была… Юрась, девку-то в чем схоронили?
— Не знаю, пан Юзеф, — пролепетал холоп. — Батька с маткой ее забрали. А из замка отвозили, так девки ее рядном прикрыли, потому как в одной рубахе она была.
— Девок этих — сюда, — негромко распорядился маршалок. — И побыстрее!
Холоп выскочил за дверь, а пан Юзеф в ожидании нетерпеливо стал расхаживать по комнате, напевая под нос какой-то бодрый мотивчик. Ждать пришлось долго. Юзеф, который не привык, чтобы хлопы медлили (да и неизвестно, кого слуги боялись больше — самого пана или его управляющего), не выдержал: