Скажу сначала о порядках в лаборатории. Продолжитель ность рабочего дня была 9 час.: с 9 час. утра до 6 час. вечера. Редко кому, и то по уважительным причинам, разрешалось ра ботать меньше. Сам руководитель подчинялся тому же режиму и отсутствовал только в часы обязательных занятий в Военно медицинской академии и Академии наук. Всякий работник в лю бой час мог беседовать по делу с руководителем, который со своей стороны непрестанно обходил рабочие комнаты, следил за рабо той, давал советы и указания, радовался успехам и утешал при неудачах. Существовало и, должно быть, и сейчас существует мнение, что такое пристальное и неустанное руководство угне тает, тормозит самостоятельную деятельность. Я смело могу сказать, что такое суждение в отношении Ивана Петровича есть продукт болезненного самолюбия, которым, к сожалению, наде лено большое число наших научных руководителей.

Передо мной было много примеров того, как Иван Петрович умел наладить коллективную работу, как ни одна способность работника не пропадала даром и ни одно разумное его предло жение не было отвергнуто.

Правда, бывали иногда и неприятные стычки с Павловым, и подчас его резкие слова не находили себе оправдания и объясне ния в реальной обстановке работы. Но в этом случае, мне кажет ся, нужно было удивляться только тому, насколько разум Ива на Петровича всегда доминировал, возвышался над всеми другими свойствами его натуры. Нередко через короткое время после резкого выпада по поводу действий или слов сотрудника Иван Петрович приходил в общую комнату и совершенно про сто объявлял, что изруганный им работник был вполне прав, что лаборатория должна считаться с его мнением и что необходимо исполнить его предложения. Более того, всякая удачная мысль, а в особенности подкрепление ее на опыте, приводила Ивана Петровича в такой восторг, что в течение нескольких дней все его знакомые должны были выслушивать горячие дифирамбы по поводу гениальности приезжего, и безызвестный, скромный и неотесанный провинциал становился героем дня.

Вот что говорил Иван Петрович в одной из своих речей: «Я могу входить здесь в дальнейшие подробности, но позвольте мне при этом случае со строгой правдивостью засвидетельствовать, что прослеживание сложнонервных явлений в этом пункте, с их закономерной сменой, в зависимости от силы раздражителей, принадлежало к сильнейшим научным ощущениям, которые я когдалибо испытывал во время моей научной деятельности. А И. П. Павлов в лаборатории 409 я только присутствовал при этих опытах; их делал один из моих молодых и деятельнейших сотрудников…»

Разве в приведенных примерах есть признаки подавления са мостоятельной деятельности? Для меня в них чуется другое: это громкий клич — дорогу молодому способному поколению!

Бурный и горячий, Иван Петрович никогда не упивался вла стью и славой, никогда не унижал другого. Внешние выражения почтительности для него просто были противны. Один молодой русский врач, красивый собой, прекрасно одетый, получивший воспитание и образование за границей, был принят очень любез но; Иван Петрович, как истый биолог, любил красивых людей, сам лично провел он его по лаборатории, показывал и разъяснял. Но вдруг зазвучали жесткие ноты: «Я — Иван Петрович или профессор». Приезжий врач назвал его «Ваше превосходитель ство». Еще через несколько минут мы видим: Иван Петрович быстро удаляется в свой кабинет и произносит какието резкие слова, чтото вроде «собачья кличка». Оказывается, загранич ный воспитанник снова обмолвился «Вашим превосходитель ством».

Иван Петрович был удивительно мягок и любезен ко всяко му, кто проявлял интерес к делу, — будь то профессор, врач, слу житель или даже ребенок.

У научного работника, и особенно у такого, как Иван Петро вич, единственной меркой для человека служили только продук тивность его работы и любовь к науке. Обладаешь знанием, уме ешь работать — хорош; не знаешь, не хочешь знать, не умеешь работать — плох. Все в жизни относительно: нет ни абсолютно хороших, ни абсолютно плохих. Плохого при соответствующей обстановке можно сделать хорошим или, по крайней мере, мож но сделать полезным работником. Именно поэтому отстранение от работы даже неспособных работников в лаборатории Павлова случалось очень и очень редко. Иван Петрович всякому умел дать работу по силам и способностям. Он отлично понимал, что про гресс науки только в коллективном труде, и на себя самого смот рел как на хранителя и руководителя коллективной мысли и работы.

Иван Петрович никогда не считал науку чемто самодовлею щим, оторванным от жизни. Он ясно сознавал, что жизнь может быть построена только на научной основе, что метод научного мышления есть наилучший логический метод и научная школа есть в то же время и жизненная школа.

Вот в этом и лежит причина его снисходительного и бережно го отношения даже к плохим работникам. Он хотел всякому дать 410 И. В. ЗАВАДСКИЙ возможность пройти ту школу, которая научила бы полезной работе. Нужно сказать, что и в этом вопросе Иван Петрович впол не прав. Ни почести, ни слава, ни богатство не удовлетворяют и не могут удовлетворить разумного человека. Истинное удовлет ворение, истинное счастье можно найти только в сознании по лезности и продуктивности своей работы.

<1941>

Иван Петровича учитель

Хмурое осеннее петербургское утро… Но в переполненной сту дентами аудитории кафедры физиологии Военномедицинской академии не чувствуется осени. Гулкое эхо разносит молодые го лоса, восклицания, смех. Сюда, на Выборгскую сторону, впер вые после летних каникул собрались студентымедики второго курса, съехавшиеся с разных концов России. Это было 1 сентяб ря 1906 г.

Ровно в 9 час. в аудиторию быстро входит с часами в руках Иван Петрович Павлов, сопровождаемый своими ближайшими сотрудниками. Он садится в широкое венское кресло с овальной плетеной спинкой, бодро вскидывает голову, обводит взглядом аудиторию, улыбается, молчит несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, и начинает читать нам лекцию.

Впечатление от первой встречи иногда бывает настолько глу боким, что остается на всю жизнь. И в моей памяти незабывае мо запечатлелась добрая фигура учителя.

Высокий и широкий лоб Павлова обрамляли гладко зачесан ные назад седоватые волосы. У него были живые серые глаза. Густые темные брови составляли контраст с седой окладистой бородой. Седые усы и борода делали его лицо особенно привле кательным. Он носил отложные воротнички и накрахмаленную манишку, черный галстук «бабочкой» был тщательно повязан. Голос у Ивана Петровича особенно запоминался: говорил он гром ко, чисто и плавно.