Шрифт:
– Так!
Федот шагнул к яме. То, что егерь увидел, ему совсем не понравилось: и лошадь, и человек в древнем измятом доспехе и плоском, напоминающем бритвенный тазик шлеме, здорово смахивали на мумий.
– Так, – повторил он, – эй, дубье! На людской территории человека убить – соображаешь, чем это пахнет?
– Я только защищался. Этот все наскакивал. Великаном обзывал… вот, – говорившая девушка махнула рукой в сторону дуба.
Тот развернулся, чтобы показать обломок турнирного копья, застрявший в толстой ветке. От резкого движения грудь девушки соблазнительно колыхнулась, и Федот поспешно отвел глаза.
– Эй, только не говори мне, что такой палкой тебе можно навредить…
Федот двинулся к дереву, застывшему у путевого камня. Камень оброс ковром буро-зеленого мха.
– По Договору такое карается смертью. И тут, дружище, – прищурился егерь, – у нас могут быть варианты. Отпускаешь симбов, и я тебя угощаю разрывкой, нет – анчар с нафтой.
Он помолчал, ощущая, как ненависть дерева накрывает его грозовой тучей. А ведь разрывки было мало, анчара – и того меньше. Захотелось отступить, плюнуть на все, но глаза девушки, о которых вдруг подумалось Федоту, не отпускали. Обернувшись, Колобов еще раз посмотрел ей в лицо. Да, широко раскрытые, они все так же светились надеждой, несмотря на то что тело напряглось в готовности к стремительному броску, а из пальцев показались кончики лезвий-когтей.
– Так какое твое положительное решение? – выкрикнул Федот. – Зеленая стрелка или черная стрелка? Разрывка или анчар?
Напряжение, разлившееся в воздухе, стало почти зримым. Девушка еще сильнее согнулась, готовая прыгнуть на Федота. Кот зашипел, закаркали и взлетели в воздух вороны и… все закончилось. Со всхлипом упал на землю морф, сразу начав превращаться в лисицу. Вороны, дико галдя, рванули к лесу. Вереща, бросились врассыпную мелкие зверьки. Котяра, задрав хвост, припустил в сторону видневшегося вдали постоялого двора.
– Так просто?
Федоту уже приходилось уничтожать нарушителей Договора, только прежде никто из них не сдавался без боя.
– Ну и ладненько, значит, разрывка.
Колобов уже было взялся заменить стрелку в шипостреле, но, вспомнив о лисице, обернулся. Та все так же лежала в дорожной пыли, свернувшись калачиком и мелко дрожа. Внезапно ему захотелось хоть напоследок погладить ту, что так понравилась ему в человечьем обличье. Нагнувшись, егерь протянул руку… Этот порыв его и спас.
В тот миг, когда человек отвернулся, дуб приподнялся во всю длину корненог. Ломая ветви в попытке достать наглеца, дерево рухнуло туда, где только что стоял егерь. За мгновение до этого, увидев вставшие торчком уши лисы и ощутив, что времени у него почти не осталось, Федот подхватил морфа под брюхо и кувыркнулся вперед и в сторону…
7. Там, да не те
– Ой, деда! – выдохнул Василь, от волнения расплескав по столу молоко. – И что же? Завалил тот егерь дуб, или дуб заломал егеря? И как с лисой?
Старшой, хоть и делал вид, что ему вовсе не интересно, тоже ерзал на лавке.
– Лису вам, – щербато хмыкнул старик. – Я там не был и боя того не видывал. А дуб, что дуб… небось, через мост проезжали, так и видели ствол? Наполовину в реке лежит, обгоревший весь, и корненоги растопырил… Не понравилась ему, видать, нафта-то.
– А что ж на уголь не пожгли? – баском спросил практичный Иван. – Такой ствол, да оставили валяться.
– Молод ты советы давать, – нахмурился Епифаныч, придвигая к себе блюдо с козлятиной. – Нюхнешь дымку лукоморного, тогда на тебя и поглядим.
– Деда, дальше давай! – взмолился младший. – А то уж вечереет, поди, папаня коней запрягает. Больно охота байку твою дослушать.
– Охота, так слухайте, – смилостивился старик. – Вот, значит, как оно было…
8. Те, да не эти
Оставив за спиной пылающего противника, Федот, прихрамывая, направился к путеводному камню. По пути егерь стирал с лица пот и сажу. Болело плечо, по которому пришелся удар боевой лозы. Хорошо, кевларка спасла…
Хлестнувшие по камню корни дуба содрали приличный клок ядовитого мха, явив миру кем-то выбитые слова.
– Н-да, традиция: если есть стена, на ней кто-нибудь что-нибудь обязательно напишет… Ну-ка, поглядим.
«Прямо пойдешь – славно гульнешь, но живым не уйдешь. Налево пойдешь – к любви придешь. Направо…»
Тут надпись была грубо перечеркнута, и поверх красовались вкривь и вкось набитое: «…рот шатал». К чему, совершенно неясно. Свесив буйную головушку, Федот призадумался.