— Если это перестанет меня устраивать, — сказал председатель, — ты узнаешь об этом первым. Но мы отвлеклись от темы обсуждения. У кого-нибудь есть еще вопросы к Гвидону Хусаиновичу?

Вопросов не оказалось.

— Большое спасибо, Гвидон Хусаинович, — сказал председатель. — Вы свободны.

Гвидон так и не узнал, чем закончилось то обсуждение.

1.

Летающая тарелка погасила скорость и неподвижно замерла в воздухе. Тряска прекратилась, в кабине установилась полная невесомость.

— Неужели внизу нигде нельзя приземлиться? — удивленно спросил Колян. — Не может такого быть. Вон то поле, по-моему, вполне подойдет…

— На том поле конопля растет, — перебила его Елена. — Когда будем взлетать, энергии уйдет больше, чем если сутки напролет здесь висеть.

— Можно другую площадку найти.

— В таких местах, как это, лучше не рисковать попусту. Тут у каждого второго жителя в чулане автомат, а у каждого первого — гранатомет.

— Ну и что? — удивился Колян. — Какой тут риск? Наша тарелка бронированная.

— А кто девочку в броне ножом зарезал?

— Нож — это одно, — заявил Колян, — а пуля или граната — совсем другое.

— Все равно не хочу рисковать зря. Энергию, конечно, жалко, но не так уж много ее и тратиться.

— Тогда давай приступать к делу. Много энергии расходуется или мало, зря ее расходовать по любому не стоит.

— Мы уже приступили, — сказала Елена. — Я выпустила роботов-разведчиков, они собирают информацию. Через пять минут мы узнаем об этой долине много интересного.

Колян протянул руку к одной из немногих кнопок, назначение которых было ему понятно. Черный купол над головой дрогнул и рассосался, в полумрак кабины ворвался солнечный свет. Давление воздуха в кабине заметно упало, у Коляна заложило уши, как бывает в самолете, набирающем высоту. Холодный ветер распушил длинные волосы Елены и бросил их ей в лицо.

— Предупреждать надо, — буркнула она, собирая прическу в конский хвост. — Шлем надень, пригодится.

— Успею еще, — отмахнулся Колян. — Красота-то какая…

Он окинул взглядом панораму Панкисского ущелья с километровой высоты и тут ему пришла в голову неожиданная мысль.

— Послушай, Елена, — сказал он, — а почему бы нам не вставить в этих летающих роботов аккумуляторы помощнее? Килограммов по пятьсот в тротиловом эквиваленте.

— Догадался, — хмыкнула Елена. — Не все так просто. Ни один завод не примет к исполнению чертеж, в котором есть аккумулятор, но нет аварийного энергоприемника. Во всех мирах известны только три модели энергетического оружия, они утверждены еще в мое время и с тех пор не подвергались никаким изменениям. Создавать новые образцы вооружения категорически запрещено.

— А если попробовать поговорить с москомпом? — продолжал настаивать Колян. — Может, для нашего случая он согласится сделать исключение?

— Даже если и согласится, — сказала Елена, — он все равно ничего не сможет сделать. От него ничего не зависит, этот запрет наложен с помощью программной блокировки. Чтобы от разговора с москомпом была польза, надо с ним говорить не по-русски, а на том языке, на котором его программируют.

— Изучать местный язык программирования все равно придется.

— Когда-нибудь в будущем, несомненно, придется. Но сейчас у нас нет ничего, кроме бластеров. Впрочем, если хочешь, давай пока пошлем террористов подальше и пойдем в будущее осваивать кибернетику. Только мне кажется, что сейчас ты хочешь не этого.

— Ты будешь смеяться, — сказал Колян, — но больше всего мне сейчас хочется сделать какой-нибудь подвиг на благо всего человечества. Террористов разогнать, революционеров разноцветных перестрелять…

— А этих-то за что? — удивилась Елена.

— Ты разве не читала, что они устроят в будущем году?

— Читала, — Елена поморщилась. — Безобразие, конечно, но в долговременной перспективе оно ни на что не повлияло, просто появилось еще несколько исторических анекдотов.

— Да знаю я все! — воскликнул Колян. — Это и есть самое противное — хочешь сделать что-то хорошее, но понимаешь, что все бессмысленно.

Елена вдруг расхохоталась, обняла Коляна и поцеловала в губы.

— Добро пожаловать в наш клуб! — провозгласила она. — Все высококлассные бойцы рано или поздно приходят к подобным выводам. Лично я последние сто лет только так и думаю.